Когда приходит ответ
Шрифт:
Хорошо, когда станция рядышком, за стенкой. На другую так не побежишь. И ты знаешь только то, что захотят или сумеют оттуда сообщить тебе по телефону. И видишь только то, что из этих сообщений ты сумел запомнить или зарисовать в виде иероглифов.
Тоненькая телефонная нить… Она заменяла все органы чувств управления: и слух, и зрение, и осязание далекой обстановки.
— Алле, аллё, Восточная! — волновался телефонист. — От вас не перестает вызов, поет все время. Посмотрите у себя, наверно, реле залипло. Не у меня, у вас! Реле…
Сняв наушники, телефонист исчез в углу за коммутатором. Интересно, что они
Снисходительным взглядом окидывал Мартьянов это скромное телефонное хозяйство. Слабенькие аппаратики, живущие ничтожными токами. Он знакомился с ними еще на вузовской скамье и там же приучился не то чтобы презирать их, а просто не замечать, как вещь, ему в дальнейшем ненужную. Он на факультете сильных токов, его стихия — это мощные генераторы, двигатели, внушительные трансформаторные сооружения, выключатели, с пламенем разрывающие цепь, аппараты, на которых череп с костями… Он сильноточник! И, как всякий молодой сильноточник, поглядывает чуть свысока на все, что именуется техникой слабых токов. Ну, в самом деле, что ему эта мошкара, эти реле в уголочке, когда он ворочает такой махиной, такими мощностями!
И все-таки вот сейчас… Чтобы пустить мощность Восточной станции, надо ждать, пока поправят какое-то реле. Великан на поводу у мошкары!
Но Мартьянов об этом сейчас и не думал. Он просто злился, что телефонист не дает ему быстро нужного соединения. Он и не подозревал, чем все это скоро для него обернется.
— Вы, кажется, недовольны нашим уровнем управления? — сказал главный инженер, пригласив Мартьянова к своему столу.
Главный инженер был суховатый человек прежнего воспитания, холодно вежливый, умеющий держать собеседника на дистанции. Все новаторские увлечения он встречал отрезвляющей фразой: «Хорошая идея — это прежде всего точный расчет» — и углом изгибал седоватую бровь. Он и сейчас заметил иронически:
— Если я не ошибаюсь, вы не раз высказывались на совещаниях у начальника. Мечтаете перевернуть технику?
Мартьянов молча ждал, к чему все это клонит.
— Так вот-с… — постукал главный инженер длинными, худощавыми пальцами по объемистой папке, лежавшей перед ним на столе. — Тут у нас кое-что накопилось. Попробуйте вникнуть, разобраться… Только, прошу, без восторгов! Не забудьте, вы инженер, а не читатель рекламы. Через месяц я жду вас с этой папкой и с вашими соображениями.
Главный инженер пододвинул к себе другие бумаги, давая понять, что разговор закончен.
5
Что же оказалось в этой папке? Фотографии, схемы, рекомендательные описания. И все это раскрывало в самой привлекательной, зазывной форме как раз то, к чему никак не мог остаться равнодушным Мартьянов. Новая область, отражающая собой новый наступающий век в технике. Управление на расстоянии. Телемеханика! Одно название, от которого готово затрепетать инженерское сердце.
Кнопки и ключи, посылающие электрические команды. Аппараты, способные принимать эти команды и совершать нужные действия. Аппараты, способные докладывать издалека, как идет там работа. И эти пульты, щиты управления, сверкающие стеклом и металлом, разноцветной сетью опознавательных знаков. Строгая, целесообразная красота!
У Мартьянова дух захватывало от перелистывания проспектов и каталогов, лежавших в папке. Плотная глянцевитая бумага, типографская краска с тем особым запахом, который словно и создан для того, чтобы еще более подстегивать любопытство.
Каталоги и проспекты пахли Европой, Америкой. Капитализм, нагулявший себе снова розовые щеки после потрясений первой мировой, войны, налившись от производственного полнокровия, выставлял сейчас перед молодым советским инженером технические новинки, как бы предлагая их со своего барского плеча. Гляди, керосиновая, взбаламученная большевиками Россия! Гляди на мою силу, заключенную в блестящую упаковку из стекла и металла, как, например, это новейшее оборудование по управлению энергоустановками!
В папке были собраны предложения от разных иностранных фирм, прослышавших, что в Советской России создается крупная энергетическая сеть. Немецкие, английские фирмы и особенно отличающиеся яркостью своих проспектов компании американские. Предлагаем полное современное оснащение, производим монтаж, высылаем консультантов… Кто из электриков не знает этих марок и названий! «А.Е.Г.», «Дженераль электрик», «Вестингауз»… Не сам ли мир капитала стоит за ними, самонадеянный, разжившийся, сильный своей техникой и своей деловитостью?
Трудно было не поддаться этому красочному представлению. И Мартьянову приходилось не раз вспоминать слова «главного»: «Не забудьте, вы инженер, а не читатель рекламы». Ему нужно было обойти все это, так сказать, с черного хода. Заглянуть за пульты и щиты, за блестящую отделку и покопаться, как все это там устроено. Схемы, схемы! Вот что должно было интересовать его прежде всего. Узнать условия работы разных устройств и как эти условия реализуются в схемах.
Все объяснения в каталогах и проспектах прятались за чужой язык. Вузовские уроки английского… Он так тщательно избегал их, что же от них осталось! Текст почти как непроницаемая стена. И, проклиная свою студенческую беспечность, Мартьянов пытался сейчас рывком нагнать упущенное.
Бездонный его портфель принял в свои глубины еще один увесистый предмет: «Словарь. Англо-русский». В разлинованной тетради выстраивал он ряды самых необходимых терминов и выражений и бормотал над ней, где только можно: в трамвае, во время дежурств на пункте, украдкой за служебным столом в зале технического отдела. Лишь бы не заметил «главный», как он тут отчаянно бьется, спотыкаясь на каждом слове. Засмеет? Нет, хуже: вскинет иронически левую бровь и обдаст убийственной вежливостью.
Свою битву с иностранным противником Мартьянов предпочитал вести у себя дома, после работы. Там, в углу комнаты, отгороженном большим гардеробом от родительской половины, мог он без опаски, не таясь, разложить проспекты, словарь, тетрадочку и слово за словом, фраза за фразой пробиваться к техническому смыслу рекламных сочинений.