Когда принимается решение
Шрифт:
Он потрепал пуделя по голове и с удовлетворением посмотрел вокруг.
– И вот, наконец, я здесь.
Он действительно был здесь, и всем стало очень скоро ясно, что его прибытие сюда будет связано с большими переменами в Хиллтопе. Или, поскольку Хиллтоп был полным отражением Хью, стало ясно, что эти перемены коснутся и непосредственно его. Он стал раздражительным, неугомонным и еще более агрессивно уверенным в себе, чем когда-либо. Теплота и добросердечие по-прежнему присутствовали в нем - они были такой же его неотъемлемой частью, как и высокомерие, - но они стали проявляться в нем реже, чем обычно.
Конечно, этой соринкой был Рэймонд, и, как мне временами казалось, он наслаждался этой ролью. Для него было бы проще оставаться в своем собственном доме и заниматься садом, собирать семейный альбом или заниматься тем, чем обычно любят заниматься отошедшие от дел люди, но он, очевидно, счел для себя это невозможным. Он имел обыкновение заезжать в Хиллтоп в любое время, точно так же как Хью наведывался в Дэйн и проводил там бесконечные и беспокойные дни.
Оба, должно быть, сознавали, что они не подходят друг другу и что самое простое и логичное решение - это держаться подальше друг от друга. Они обладали схожим набором положительных и отрицательных качеств, что когда были в комнате вместе, то столкновение антагонистических сил оказывалось столь сильно, что это ощущалось даже в воздухе.
Любой предмет становился поводом для разногласий и жестокого поединка Хью, вооруженного и защищенного мощью своей уверенности, и Рэймонда, пытающегося найти бреши в обороне Хью своими выпадами. Думаю, что отсутствие брешей и раздражало Рэймонда больше всего. Подобно человеку, одержимому поиском всестороннего разрешения проблем, погружением во взаимодействие причин и связей, его постоянно раздражал односторонний подход Хью к разрешению любых вопросов. И он давал понять это Хью.
– Вы положительно из средневековья, - говорил он.
– Самое главное, чему следовало бы научиться с того времени, - это то, что нет легких ответов на вопросы, нельзя решать проблемы только щелчком пальцев. Я уверен, что когда-нибудь вы столкнетесь с абсолютной дилеммой - с вопросом, на который нет ответа, и для вас это будет откровением. В этот момент вы узнаете гораздо больше, чем можете себе вообразить.
А Хью не нашел ничего лучшего, как сказать:
– А я заявляю, что для смелого человека с головой не существует такой вещи, как абсолютная дилемма!
Возможно, этот разговор и привел к беде, которая случилась потом, а возможно и то, что Рэймонд действовал, исходя из самых чистых побуждений. Но какими бы ни были эти мотивы, они неизбежно вели к трагической развязке.
Все началось с плана, о котором сообщил нам однажды Рэймонд. Теперь, когда он жил в Дэйне, он понял, что дом слишком велик и подавляет его.
– Он похож на музей, - объяснял он.
– Я брожу по нему как потерянная душа по бесконечным галереям.
Парк также нуждался в уходе. Старинные деревья были прекрасны, но, по словам Рэймонда, их было слишком много.
– Я буквально не могу видеть реки из-за деревьев, хотя очень люблю вид бегущей воды.
В общем, предстояли коренные перемены. Предполагалось снести два крыла дома, а деревья вырубить, чтобы получился широкий проход к воде, и тогда эти места приобрели бы более живой вид. Дом уже
В начале этой речи Рэймонда Хью сидел ссутулившись в кресле. Но по мере того, как Рэймонд рисовал будущие картины, Хью выпрямлялся все больше и больше, пока уже не сидел прямо, как кавалерист в седле. Его губы были крепко сжаты. Лицо побагровело. Руки сжимались и разжимались в медленном, завораживающем ритме. Только чудо удерживало его от открытого взрыва, но это чудо не могло продолжаться вечно. Я понял это по выражению лица Элизабет. Она понимала это, но была так же беспомощна, как и я, чтобы предпринять что-либо. И когда Рэймонд, заканчивая описание последними блестящими штрихами, самодовольно сказал: "Ну, что вы скажете на это?" - Хью уже ничто не удерживало. Он неторопливо наклонился и спросил:
– Вы действительно хотите знать, что я думаю?
– Хью, - взволнованно сказала Элизабет.
– Хью, пожалуйста. Он отмахнулся.
– Вы действительно хотите знать?
– потребовал он от Рэймонда. Рэймонд нахмурился.
– Конечно.
– Тогда я скажу вам.
Хью глубоко вздохнул и выпалил:
– Я думаю, что только несчастный бунтовщик мог замыслить весь тот ужас, который вы предлагаете. Я полагаю, что вы один из тех людей, которые получают удовольствие от разрушения всего того, на чем стоит печать традиций и стабильности. Вы бы вышибли опоры из-под всего мира, если бы могли!
– Простите, - сказал Рэймонд. Он был очень бледен и в гневе.
– Но мне кажется, что вы путаете перемены с разрушениями. Вы, конечно, должны понимать, что я не собираюсь что-либо уничтожать, речь идет только о необходимых изменениях.
– Необходимых?
– усмехнулся Хью.
– Выкорчевать прекрасные деревья, которые стоят здесь столетиями? Разрушить дом, который крепок, как скала? Я называю это бессмысленным уничтожением.
– Возможно, я чего-то не понимаю... Но обновить пейзаж, переделать его...
– У меня нет желания спорить, - отрезал Хью.
– Говорю вам прямо, у вас нет права трогать здесь что-либо!
Теперь они стояли, свирепо уставившись друг на друга, и единственно, что не давало нам повода испугаться по-настоящему, это уверенность в том, что Хью не применит насилия, а Рэймонд слишком уравновешен, чтобы выйти из себя. Потом этот опасный момент каким-то образом остался позади. Лицо Рэймонда выразило изумление, и он с вежливым интересом посмотрел на Хью.
– Да, - сказал он, - теперь я понимаю, было глупо с моей стороны не понять это сразу. Это имущество всегда было скорее музейным и должно оставаться таковым, а я его хранителем. Можно сказать, смотритель прошлого, хранитель его реликвий.
Он с улыбкой покачал головой.
– Но боюсь, я не совсем подхожу для этой роли. Я снимаю шляпу перед прошлым, это правда, но я предпочитаю устраивать настоящее. Поэтому я возьмусь за осуществление своих планов и надеюсь, что они не будут служить препятствием нашей дружбе.
Помню, что и на следующий день, когда я уехал в город, и всю последующую жаркую неделю на службе меня не покидало ощущение, что Рэймонд сделал свое дело прекрасно и что, слава богу, оно не зашло слишком далеко. Поэтому для меня оказался полной неожиданностью звонок Элизабет в конце недели.