Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
Мичин Старков, по кличке Якут, захлопнул за собой дверь и сказал:
— Вот тут поживешь до весны, а там подумаем, что тебе дальше делать.
Щеголь осмотрелся. Он стоял посреди землянки, рядом с небольшой железной печкой. Через квадратное окошко, заставленное пластиной толстого льда, скудно проникал утренний свет. Пол и потолок сделаны из жердей, стены — из плетеных прутьев ивы. Справа от входа стоял стол, возле него вместо табуреток — два чурбака. У стены два топчана, застланные шкурами.
— Да-а! — разочарованно процедил Щеголь.
— Благодари хоть за это, — спокойно
— А не опасно здесь? Вдруг кто-нибудь набредет...
— Местные жители сюда не ходят. Охота плохая. К тому же кое-кто считает, что в горах обитают злые духи, — сказал Якут. — Будешь жить, как у Христа за пазухой. Так, кажется, русские говорят.
— А ты что, уходишь куда? — встревожился Щеголь.
— На Алдан, — мотнул головой Якут. — Золотоискатель я. Однако давай хозяйничать. Растопим печку. Попьем чаю. Пару деньков, может, побуду с тобой, потом махну домой... А может, останусь, посмотрю... мне тут старые счеты кое с кем надо свести...
Давно свалился Щеголь, а Якут все еще сидел, потягивая спирт, и в его голове мелькали картины прошлого. Когда-то Мичин Старков был богат. В двадцать лет отец купил ему чин прапорщика царской армии, потом Мичин женился на красивой девушке, купил дом в Якутске. Жить бы да поживать. Случилось другое: революция отобрала все — и дом, и богатство, и чин прапорщика. О-о! Мичин, как волк, дрался за свое богатство. Огнем и мечом прошел он по оймяконским землям. Его боялись. Матери приводили к нему в юрту своих дочерей. Плакали, но приводили. Для него резались самые жирные олени. Он пил виски своего американского друга. И у него было золото, много золота, вывезенного из Якутска. Ему казалось, что он непобедим, что он разобьет отряды красных. Как он был самонадеян!
На губах Якута появилась презрительная усмешка.
При первой же встрече с отрядом Соснина его люди разбежались, а сам Мичин Старков ушел в горы, оставив в руках красных документы и все ценности, вывезенные из Якутска.
С появлением банды белогвардейца Бочкарева Мичин спустился с гор и стал у белых сотрудником контрразведки. Мичин расстреливал и вешал людей, пытаясь выяснить судьбу ящика с документами и ценностями. Долго ему не удавалось напасть на след. И уже отчаялся он, когда привели к нему пленного. Парень под пыткой признался, что ящик красные оставили у одного местного охотника, бывшего в отряде проводником. Но разыскать охотника Минину не удалось.
После разгрома банды белых Мичин ушел на Алдан и стал старателем. Через пять лет он узнал фамилию проводника в отряде Соснина, вернулся в Оймякон, чтобы завладеть ящиком. Но ни деньги, ни угрозы не помогли. Охотник Кун не выдал тайны и уехал из района Полюса холода.
Шли годы. Быстро менялась жизнь. Богатела страна. Горячее дыхание пятилеток преображало и суровые северные земли. Мичину ничего не оставалось, как терпеливо ждать лучших времен. В сорок первом году он было воспрянул духом, но надежды
Якут вытащил из-за жердины осколок зеркала и долго рассматривал в нем свое лицо. Морщины у глаз. Красно-сизый нос пьяницы. Разве это тот самый бравый прапорщик, каким он был тридцать лет назад? «Эх, годы, годы, куда вы ушли?» — пробормотал Мичин и, подбросив в печку угля, не раздеваясь, повалился на топчан.
На третий день приехал Старовер. Понюхав воздух, поморщился и сурово бросил обитателям землянки:
— Не по-божьему живете.
Якут, кажется, и не слышал этих слов.
— Деньги привез? — в упор спросил он.
Старовер мрачно посмотрел на Щеголя и властно сказал:
— А ну, выдь отсель!
Когда остались вдвоем, Якут спросил:
— Зачем ты его?
— Садись, Мичин Старков. Вот так. А теперь поговорим. За товар я получил пятьдесят тысяч рублей.
— Мало.
— Ищи, кто больше даст.
— Черт с ним, давай долю.
— Я так кумекаю. За транспорт мне три тысячи. Тому, — Старовер кивнул головой в сторону двери, — три, а нам по двадцать две штуки. Идет?
— Не совсем честно, но давай! Мичин человек покладистый.
Щеголь, выйдя из землянки, через узкую расщелину скалы спустился в долину и увидел упряжку; оглянувшись по сторонам, подошел к нарте и сбросил меховое одеяло. Под ним лежал кольт. «Пригодится», — подумал Щеголь и спрятал оружие в карман. Потом снял с нарты полтуши оленя и отнес в надежное место. Нащупав в кармане холодный металл оружия, Щеголь подошел к землянке и прислушался. Но ничего не было слышно. Он открыл дверь. Старовер и Якут, увлеченные подсчетом денег, не заметили его появления. «Хотят обделить», — подумал Щеголь и вынул из кармана кольт.
— Руки вверх!
Якут и Старовер вздрогнули и повернули головы.
— Не шевелитесь и не пытайтесь встать. Промахов я не знаю.
— Чего тебе, беглый? — Старовер уже пришел в себя и из-под лохматых седых бровей злобно косил глаза.
— Я хочу, чтобы вы при мне делили деньги. Ясно? Приступайте! И вообще учтите: я обоих вас могу пристукнуть сейчас. Денежки ваши были бы мои. Но я благороден. Живите!
— Дели! — угрюмо процедил Якут. — Пригрели волка на свою голову...
— Тише, тише, старая крыса! Еще одно оскорбление, и я тебя отправлю к твоим князецким прадедам.
Старовер, кончив считать деньги, поднял глаза к потолку и перекрестился.
Не один раз толковали охотники, собравшись в правлении, об отрезанном канате. Трудно было решить, кто это сделал.
Однажды, когда разговор опять зашел об этом, Евгений Корнеевич Лагутин решительно заявил, что канат у скалы отрезали ребята. По его словам, в Комкуре общая протяженность веревочных проводов составляет около пяти километров. Дал ли кто из родителей своему сыну кусок веревки на эти цели? Очевидно, нет. Значит, веревки взяты ребятами без разрешения, вернее, украдены.