Когда псы плачут
Шрифт:
Боже мой.
«Боже», – подумал я, открыв рот. Как будто Стив – раз! – и выдернул из меня сердечный ритм. Мое сердце лежало у него в руке, и Стив опустил на него взгляд, будто видел мое сердце там же.
Как оно бьется.
Как бросается оземь и вновь подымается.
Я ничего не сказал на ту правду, которую Стив только что выпустил на волю.
Я только отстегнул ремень, забрал сердце и поскорее вылез из машины.
Стив тоже вылез, но опоздал. На пути к крыльцу я слышал за спиной его шаги. Слова падали
– Кэм! – окликнул он. – Кэмерон! – Я уже почти зашел в дом, когда меня догнал его голос: – Прости. Я был… – Он закончил громче: – Кэм, я был неправ!
Я вошел, захлопнул дверь и обернулся посмотреть, что осталось снаружи.
Силуэт Стива тенью лег на окно. Тихий и неподвижный, наклеенный на свет.
– Я был не прав.
Он повторил свои слова, но на этот раз голос был слабее.
Прокорчилась минута.
Я сдался.
Медленно подошел к двери и отворил ее, по ту сторону сетки увидел своего брата.
Я подождал и сказал:
– Не переживай об этом. Не важно.
Мне все еще было больно, и все же, как я и сказал, это было не важно. Меня не в первый раз задели – и не в последний. Стив, наверное, пожалел, что захотел меня порадовать, показав Сэл, что я не ноль, каким он меня раньше считал. Добился он в итоге одного: не только подтвердил, что считал меня когда-то пустым местом, но и сообщил, что я был такой один.
Тут, однако, меня и накрыло.
Осознание встряхнуло меня и распороло. Мысли играли в чехарду, и только одна фраза стояла особняком.
Слова и Октавия.
Такая вот фраза.
Она трепетала внутри.
Она меня спасла, и я, почти шепотом, сказал Стиву:
– Не волнуйся, брат. Мне и не надо, чтобы ты говорил Сэл, что я не ноль. – Между нами по-прежнему была сетчатая дверь. – Да и мне тоже не надо говорить. Я знаю, кто я есть. Может, однажды я расскажу о себе побольше, но сейчас, мне кажется, надо подождать и посмотреть, что будет. Я еще далеко не тот, каким хочу быть, и… – Я почувствовал что-то такое внутри. То, что чувствовал всегда. Я умолк и поймал взгляд Стива. Прыгнул сквозь сетку в его глаза и схватил его. – Стив, ты же слышал, как плачут псы? Ну, воют когда, так пронзительно, что слушать невозможно? – Стив кивнул. – Я думаю, они так воют, когда им больно от голода, и вот так я чувствую сам – каждый день своей жизни. У меня такой голод на то, чтобы стать чем-то – стать кем-то. Слышишь, да? – Он слышал. – Я никогда не задираю лапки. Ни перед тобой. Ни перед кем, – закончил я. – У меня голод, Стив.
Иногда я думаю, что это были лучшие слова из всех, что я когда-либо сказал.
«У меня голод».
И после этого я закрыл дверь.
Осторожно, не с размаху.
Зачем стрелять в пса, если он уже мертв.
Мы оказались в самой сердцевине города, пес останавливается, оборачивается ко мне, и я вижу, что его глаза голоднее обычного.
Там гордость голодом.
И голод сохранить жажду и цель.
Это меня трогает, и мое сердце тянется дальше вглубь меня, бьется упруго, гордо, сильно.
Пес выбрал этот момент, чтобы показать мне, каков я.
Ветер вновь рвется вперед, и в небе замешивается гроза.
Над нами ярится молния и рокочет гром.
И пес приступает.
Он глубоко сосредоточивается, шерсть встает дыбом, яростно дыбится в небо. Из самого нутра, из сердца, из всех своих инстинктов он принимается выть.
Его вой громче завываний грома.
Громче воющих молний, пронзительнее воя ветра.
Задрав морду к бескрайним небесам, он воет свой голод, и я чувствую, как этот голод разгорается и во мне.
Это мой голод.
Моя гордость.
И я улыбаюсь.
Я улыбаюсь и чувствую это в своем взгляде, потому что голод – могучая сила.
13
Телефон зазвонил. Был вечер среды. Самое начало восьмого.
– Алло.
– Рубен Волф?
– Нет, это Кэмерон.
– Послушай-ка, – незнакомый голос продернуло дружелюбной угрозой, – ты мог бы его позвать?
– Да, а кто звонит?
– Никто.
– Никто?
– Послушай, чувак. Ты позови брата к телефону, а то мы и тебя отметелим, мало не покажется.
Я обалдел. Отвел трубку в сторону и снова приложил к уху.
– Щас позову. Погоди.
Руб зависал в нашей комнате с Джулией Халдой. Постучавшись, я вошел и сказал:
– Руб – тебя к телефону.
– Кто?
– Он не сказал.
– Так спроси его.
– Я что, похож на твоего секретаря? Пойди и поговори.
Он чудно поглядел на меня, встал и вышел, а я, значит, остался в комнате с Джулией Халдой, один на один.
Джулия Халда:
– Привет, Кэм.
Я:
– Привет, Джулия.
Джулия Халда, улыбаясь и придвигаясь поближе:
– Руб говорил, ты меня вроде недолюбливаешь.
Я, чуть отодвигаясь:
– Ну, он может говорить, что хочет, я не против.
Джулия Халда, уловив полное нежелание разговаривать:
– Так это правда?
Я:
– Ну, даже не знаю, честно говоря. Я, в общем-то, не сую нос в дела Руба… но точно знаю: тот, кто сейчас ему звонит, собрался его убить, и мне почему-то думается, что причина в тебе.
Джулия Халда, со смехом:
– Руб большой мальчик. Он сумеет за себя постоять.
Я:
– Оно да, но еще он мой брат, и я уж нипочем его не брошу истекать кровью.