Когда рыбы встречают птиц. Люди, книги, кино
Шрифт:
А. Ч.: Есть ли в Китае государственная поддержка переводчиков, система грантов для переводчиков с русского языка? Или переводы выходят во многом благодаря энтузиазму переводчиков?
Л. В.: Жаль, что мне придется ответить «да» на вторую половину Вашего вопроса. Конечно, у нас есть разные формы государственной поддержки для литературы и гуманитарных наук, например, Государственный фонд гуманитарных наук, Фонд гуманитарных наук при Министерстве образования, Государственная премия Лу Синя по художественному переводу и т. д., но, во-первых, такие фонды главным образом поддерживают научную работу, а не переводческую деятельность, и, во вторых, премию вручают переводчикам всех литератур мира, а не только переводчикам русской литературы. Но в прошлом году у нас появилась премия специально для китайских переводчиков русской современной литературы – «Россия-Новый век», инициатором которой является известная русская писательница Ольга Славникова и ее фонд «Поколение», жюри-тройка Премии – Замминистра образования КНР и вице-президент МАПРЯЛа Лю Лимин, профессор Пекинского университета иностранных языков Инна Ли и я, и первым победителем Премии является Гао Мэн, известный китайский русист и переводчик Ахматовой.
А. Ч.: Интерес к какой литературе испытывают прежде всего в Китае? Большей популярностью пользуется все же русская классика?
Л. В.: Опять же жаль, что в Китае самой популярной литературой является, похоже, англоязычная. Кажется, что не только в Китае, но и во всем мире. Это – печальный результат так называемой «культурной глобализации». Но, к счастью, русская литература продолжает свое существование в китайском языке и китайском обществе, особенно русская классика. Я составил Полное собрание сочинений Пушкина в 10 томах на китайском языке примерно 10 лет тому назад. Недавно у нас вышло в свет Полное собрание сочинений Достоевского в 22 томах, одним из трех главных составителей являюсь я. А сейчас я составляю Полное собрание Ахматовой в 6 томах и Полное собрание сочинений Бабеля в 5 томах. Кажется, это уже доказательство того, как русскую классику у нас в Китае читают.
А. Ч.: Кого из современных российских прозаиков и поэтов читают в Китае? Есть ли действительно популярные авторы? Горький, Маяковский, Есенин, Ахматова, Пастернак, Булгаков, Островский, Шолохов, Солженицын издаются самыми большими тиражами – а как обстоит дело с литературой второй половины XX века и начала нынешнего?
Л. В.: Признаюсь, что среди современных русских писателей пока никто не смог бы быть столько популярным, как Пушкин, Толстой и Чехов, но Петрушевская, Улицкая, Т. Толстая, Пелевин, Сорокин, Варламов и Славникова стали теперь уже знакомыми именами в кругу китайских читателей. Кстати, творчество Солженицына считается в Китае тоже литературным явлением второй половины XX века, и его произведения так же популярны, как произведения русских классических писателей.
А. Ч.: В Китае издают русскую литературу, делегации российских писателей и литературоведов посещают Китай, в России многие любят древнюю китайскую поэзию, философию, эпосы, понемногу начитают переводить и современную китайскую прозу и поэзию [64] . Можно назвать литературные обмены между нашими странами развивающимися благополучно? Чего, на ваш взгляд, не хватает для укрепления наших культурных связей, что мешает?
64
См. составленную Л. Вэньфэем антологию: Азиатская медь. Антология современной китайской поэзии. СПб.: Петербургское востоковедение, 2007 (Состав участников доступен по ссылке:. См. же статью Лю Вэньфэя о творчестве китайского лауреата Нобелевской премии: Мо Янь: Между центром и краем // Литературная газета. 2013. 16 января .
Л. В.: Думаю, что поездки делегаций писателей за рубеж, встречи писателей разных стран, творческий вечер какого-либо писателя – такие хлопоты очень мало помогают распространению литературы одной страны в другой стране. Один настоящий шедевр как «Война и мир» гораздо сильнее тысячи делегаций писателей, и единственный эффективный способ литературных обменов – это художественный перевод. Что касается неравенства в «литературной торговле» между Китаем и Россией, то китайские русисты больше переводили русскую литературу, чем наши российские коллеги – китайскую литературу, и китайские читатели читают больше русских писателей, чем российские читатели – китайских писателей. Не знаю, как изменить эту ситуацию. Надеюсь только, что мы, китайские исследователи и переводчики русской литературы, продолжаем старательно работать, а наши российские коллеги работают еще более старательно.
А. Ч.: Популярны ли русский язык и литература у молодого поколения китайцев, многие ли студенты выбирают для изучения русский язык? Увеличивается или уменьшается этот интерес?
Л. В.: Самый популярный язык в Китае – это английский. Говорят, что теперь в китайских вузах преподавателей английского языка даже больше преподавателей китайского языка, хотя в Китае все же мало кто свободно говорит по-английски. Русский язык вместе с французским, немецким, испанским и всеми другими иностранными языками стал называться «малым языком». Русский язык и русская литература как специальность в вузах очень редко становятся первым выбором новых поступающих, и иногда они поступают на факультет русского языка не по своему желанию. Я знаю об этом немножко, потому что моя жена работает деканом факультета русского языка Женьминьского (народного) университета. Но большинство студентов у нее на факультета потом сразу полюбили русский язык и русскую литературу. На самом деле, теперь в Китае выпускникам факультетов русского языка даже легче найти работу, чем выпускникам факультетов английского языка. Мне кажется, что интерес к русскому языку у молодого поколения китайцев постепенно увеличивается под влиянием изменения мировой геополитики и развития отношения между Китаем и Россией, но что касается их интереса к русской литературе, то я не гарантирую, что дело идет оптимистически, потому что интерес к литературе вообще у нас сильно уменьшается, как и везде в мире.
А. Ч.: Какие впечатления у вас остались от посещения нашей страны? Встречи с кем из наших писателей и филологов оставили у вас самые яркие впечатления? Вспоминается статья В. Агеносова под названием «Мой друг Лю Вэньфэй» [65] …
Л. В.: Да, я много раз посещал вашу страну и почти «обошел» (как Маяковский сказал в своей известной поэме) Россию. У меня всегда присутствует уважение и любовь к России и русскому народу, особенно к русской литературе и русской культуре. У меня много русских друзей и я постоянно встречаюсь со многими русскими писателями и филологами, но я не буду перечислять их имен, чтобы никто не обиделся, если я вдруг его забуду упомянуть. Владимир Вениаминович Агеносов, конечно, мой хороший друг… Не только он, но и его жена, проф. Инна Ли. Кстати, проф. Агеносов теперь работает как приглашенный профессор в Женьминьском университете по приглашению моей жены.
65
См.: «Литературная газета». 2013. 20 ноября
А. Ч.: Вы вошли в «короткий список» премии «Читай Россию» [66] с вашим переводом переписки Цветаевой, Пастернака и Рильке, вышедшим в Китае, кстати, весьма впечатляющим тиражом – 8 тысяч экземпляров. Однако вы переводите таких разных авторов, как Пушкин, Арцыбашев и Вик. Ерофеев, Елизаров. Кого вам было интересней всего переводить? Кто ваш любимый русский автор?
Л. В.: Я перевожу разных авторов, потому что, как я сказал выше, я «профессиональный» переводчик, и иногда приходится выполнить «общественный заказ» или даже «дружескую просьбу». Мне всегда охотно выполнить их, если это полезно для распространения русской литературы в Китае. Если по личному и теперешнему вкусу (ведь вкус тоже изменяется), то как у переводчика мои самые любимые объекты – это стихи Пушкина и проза Бродского. Маленькое добавление: вы упомянули, что тираж моего перевода «Писем 1926 года» -8 тысяч, но это только тираж одного издания, а этот перевод уже переиздавался несколько раз в континентальном Китае и на Тайване и общий тираж – уже выше 20 тысяч.
66
См. интервью с Л. Вэньфэем по этому поводу. Лю Вэньфэй: «Стать переводчиком сегодня никто не мечтает» // Литературная газета. 2012. 12 октября .
Андрей Бычков. Эротическая интоксикация мозга в придонном слое реальности
Александр Чанцев поговорил с прозаиком, эссеистом и лауреатом премии «Нонкоформизм» за 2014 год Андреем Бычковым о Ю. Мамлееве, шизоанализе, Г. Бенне, современной физике, С. Беккете, языке как зрении в темных зонах и русскости как новом нонконформизме.
Александр Чанцев: Недавно ты получил премию «Независимой газеты» «Нонконформизм». Как сейчас возможно, на твой взгляд, существование нонконформистских идей и практик? Ведь Система, если не инкорпорирует эти практики в свое тело, может просто отсечь их от информационных потоков, тем самым сделав несуществующими. А нонконформизм, варясь в узких маргинализированных группках, принимает не лучшие душные формы: как писал Алексей Цветков, сам нонконформист, в своей старой повести «Баррикады в моей жизни» – «я убеждался все сильнее: пока радикализм заперт в орденах, монастырях, университетах, галереях, он склоняет своих носителей к изоляции от проклятого мира, к дендистскому подчеркиванию непреодолимой границы». То есть остается внутренний индивидуальный нонконформизм?
Андрей Бычков: Сегодня все границы стали прозрачнее. И трансгрессия – прохождение ранее непреодолимых барьеров – сегодня даже не одна из практик, а часть реальности. Вдруг оказалось, что все мы живем в «двойном» мире. Так что нонконформизм уже в «теле Системы», хочет Она того или нет. Мы часть Ее бессознательного. А если по-другому: Она сама, не признаваясь в этом себе, хочет своей смерти. Формально – мы живем по принципу прививки. Чтобы не задохнуться в собственном идиотизме и сохранить свое реноме, Система и прививает нас себе. Теоретически – мы живы, потому что у нас есть выигрышные стратегии атаки и провокации. Но «фундаментальная правда» в том, что сегодня Система не может нас изолировать в принципе, поскольку сам принцип границы сдает свои позиции. Бедняги недооценивают иррациональность и алеаторность того, что принято называть современностью. Бедняги закрывают глаза на неопределенность, случайность, неустойчивость, непредвиденность, на все темное и неясное, где, однако, по-прежнему действует судьба. Бедняги все еще рационализируют из последних сил, и на бедняг обрушивается беда. Они перекрывают информационные потоки, а наша прекрасная болезнь расцветает у них под носом (в данном случае в «Независимой газете»). Над беднягами смеются боги. Не уверен, что отвечаю точно на твои вопросы, попробую сформулировать по-другому. Идеальное основание наших практик в их трансцендентности, непобедимость наших практик в их субъективности. Все остальное приложится.