Когда рыдают девы
Шрифт:
Взгляды отца и дочери схлестнулись. Оба знали, что наступит день, когда Геро окажется в ловушке между чувством долга перед собственной семьей и чувством долга перед своим мужем. Вот только Джарвис не ожидал, что этот день придет так скоро.
– Я не намерена выдавать вас… если только вы говорите мне правду.
Барон поймал себя на том, что улыбается.
– Но в этом случае тебе, по сути, и не в чем выдать меня. – Он склонил голову набок: – А как, интересно, твой изрядно упертый и вспыльчивый виконт поведет себя, когда узнает, что ты была с ним менее чем откровенна?
– Я должна быть честна прежде всего перед собой и руководствоваться тем, что считаю правильным. Мой брак никоим образом этого не отменяет.
– А если твой муж не поймет – или не сможет согласиться с такой позицией?
Геро
– Что ж, тогда мы поссоримся.
Сказано было ровным тоном, в присущей ей рассудительной манере. Джарвис знал, что дочь рассмотрела вопрос и приняла решение спокойно и разумно. Она не принадлежала к женщинам, которые понапрасну теряют время, мучительно колеблясь или снова и снова взвешивая правильность выбора. Но это не означало, что решение далось Геро легко или что оно не влечет за собой никаких душевных переживаний. Потому что отец заметил встревоженные тени, затаившиеся в глубине ясных серых глаз. И вновь ощутил прилив гнева и негодования, направленных на Девлина, по вине которого все они оказались в таком положении.
После ухода дочери барон наблюдал за догоравшей в камине листовкой, пока от нее не осталось ничего, кроме темного пепла. Затем подошел туда, где ранее стояла Геро, и устремил взгляд во двор. Он видел, как дочь вышла из дворца, как забралась по ступенчатой подножке в ожидавшую карету, как экипаж быстро покатился вверх по Пэлл-Мэлл, направляясь на запад. Цокот лошадиных копыт растворился в шумных возгласах возниц, окликах уличных торговцев и грохоте обитых железом колес по мостовой.
Обернувшись, вельможа вызвал звонком секретаря.
– Пришлите ко мне полковника Уркхарта, – коротко распорядился барон, как только секретарь появился. – Немедленно.
ГЛАВА 6
Заброшенный островок, некогда известный как Камелот, находился на северной окраине Трент-Плейс, сравнительно нового поместья, датируемого всего лишь концом прошлого века. Тогда древние королевские охотничьи угодья был разделены на куски и проданы, чтобы оплатить первый раунд войн короля Георга III [2] . Созданные таким образом земельные владения пользовались спросом среди разбогатевших коммерсантов и столичных финансистов. Нынешний владелец Трент-Плейс, сэр Стэнли Уинтроп, был процветающим банкиром и получил от короля титул баронета в награду за щедрую помощь отечеству в длительной борьбе против Наполеона.
2
Георг III(1738-1820) - король Великобритании и первый монарх из Ганноверской династии, который родился в Великобритании; в отличие от отца, деда и прадеда, английский язык для него был родным. Его правление было долгим (почти 60 лет, третье по продолжительности после царствования Виктории и Елизаветы II) и ознаменовалось революционными событиями в мире: отделение американских колоний и образование США, Великая французская революция и англо-французская политическая и вооруженная борьба, закончившаяся Наполеоновскими войнами. В историю Георг III вошел также как жертва тяжелого психического заболевания, по причине которого с 1811 года страной управлял регент - старший сын короля, впоследствии Георг IV. Георг III был также самым многодетным британским королём за всю историю: у него и его супруги Шарлотты родилось 15 детей — 9 сыновей и 6 дочерей.
Кстати, утверждают, что именно супруге Георга III принадлежит рецепт сладкого десерта из яблок, запеченных в тесте, названный в ее честь шарлоткой.
– Один из констеблей рассказывал, что у этого самого сэра Стэнли уже есть на Голден-сквер особнячок, против которого дворец королевы – халупа халупой, – заметил Том, грум виконта, когда их экипаж въехал через массивные новые ворота в тщательно распланированный парк. – Так с чего ему приспичило покупать дом еще и здесь, всего в нескольких милях от Лондона?
Тому уже исполнилось тринадцать, но он по-прежнему оставался невысоким, со щербатой улыбкой и очень задиристым, как и в бытность городским беспризорником, когда лорд Девлин открыл для себя беззаветную преданность этого мальчика, его чувство юмора и любовь к лошадям. Том и Себастьян, в прямом смысле слова, спасли друг друга. Отношения, связующие аристократа со слугой и подростка с мужчиной, были глубоко укоренившимися и прочными.
– Владение поместьем является sine qua nonдля любого, претендующего на звание благородного джентльмена.
– Синяка... чего?
– Sine qua non. По латыни означает «непременное условие».
– Хотите сказать, этот сэр Стэнли не всегда был из благородных?
– Вроде того, – кивнул виконт, останавливая лошадей перед зданием, некогда бывшим изящной виллой в итальянском стиле, а теперь превращавшимся во что-то совершенно иное по мере пристройки двух громадных боковых крыльев и переделки крыши. В воздухе стоял грохот молотов и стук досок, рядом с полувозведенной стеной высокий, элегантно одетый джентльмен лет пятидесяти совещался с каменщиками.
– Ты там в конюшнях уши навостри, – попросил Себастьян, передавая груму вожжи. – Неплохо бы разведать, о чем болтают слуги.
– Лады, хозяин.
– Лорд Девлин, – окликнул Уинтроп, покидая рабочих и направляясь к визитеру. Владелец Трент-Плейс был красавец-мужчина: квадратный подбородок, выступающие скулы, большой выразительный рот. Несмотря на возраст, его тело оставалось полным силы и энергии. Грива густых светлых волос, подернутых сединой, составляла разительный контраст с неожиданно загорелым лицом. Подобной внешности скорее можно было ожидать от солдата или от только что вернувшегося из Индии набоба, нежели от банкира.
По рассказам, этот человек, сын бедного викария, нажившего шестнадцать детей, но не имевшего никаких связей, начал свою карьеру мелким клерком. Себастьян слышал, что восхождение Уинтропа к богатству, власти и влиятельности было стремительным и безжалостным, а успехом он был обязан своему коварному уму, невероятному честолюбию и дальновидному, неколебимому жестокосердию.
– Что привело вас сюда? – поинтересовался сэр Стэнли, останавливаясь у экипажа.
– Я только что из Кэмлит-Моут, – объяснил виконт, легко спрыгивая на землю.
– А-а, понимаю. – Лицо хозяина поместья внезапно сжалось, будто плоть слишком туго натянулась на костях. – Прошу вас, проходите, – пригласил он, указывая на широкую мраморную лестницу, ведшую в центральную, первоначальную часть дома.
– Благодарю.
– Я сопровождал сквайра Джона, когда тот обнаружил тело, – заговорил Уинтроп, поднимаясь с визитером по ступеням. – Это наш местный судья. Похоже, какая-то девчушка из деревни прибежала в Грейндж посреди ночи, неся околесицу о белых дамах, волшебных колодцах и мертвой женщине во рву. Сквайр был убежден, что все это выдумка – и даже извинялся передо мной за то, что явился ни свет ни заря, – но я сразу сказал: «Нет-нет, давайте сходим и посмотрим». – Хозяин поместья остановился в холле, напряженные черты его лица передернулись: – Только никак не ожидал обнаружить там Габриель.
Виконт медленно обвел глазами широкий, выложенный мрамором холл с пасторальными пейзажами Констэбля и Тернера [3] в громадных позолоченных рамах и с витиеватым лепным потолком, выполненным в пастельных тонах и напоминавшим блюдо с птифурами. В то время, когда даже между супругами было принято обращаться друг к другу по фамилии или титулу, сэр Стэнли только что назвал мисс Теннисон по имени.
И, похоже, не осознал своей оговорки.
– Я никогда раньше не видел убитого человека, – продолжал рассказывать банкир. – Полагаю, у вас имеется подобный опыт, а вот у меня нет. И мне не стыдно признаться, что это стало настоящим потрясением.
3
Джон Констэбль(1776—1837) — английский художник-романтик. Наибольшую известность ему принесли пейзажи, в частности с видами окрестностей Саффолка, откуда художник был родом.
Уильям Тернер(1775—1851) — британский живописец, мастер романтического пейзажа, акварелист и гравер. Предтеча французских импрессионистов.