Когда сердце манит

Грегори Джилл

Когда девушка открыла глаза, было уже утро. Взглянув на затянутое тучами небо, Анабел удивилась тишине, царившей в хижине. Приподнявшись, она посмотрела на пол, туда, где должна была лежать подстилка Роя Стила, но не обнаружила ни ее, ни самого Стила.

Анабел была одна.

Глава 12

Сент-Луис

– Туда идти опасно, – прошептал Чарлз Дерриксон, нервно озираясь в фойе дома Маккаллумов. Он выглянул на крыльцо, где его поджидал Лукас Джонсон. – Сэр, вы идете на ничем не оправданный риск. Глупо! Не могу понять, почему вы настояли на встрече в этом доме, да еще в такое время...

– Не мешайте, Дерриксон. – Джонсон невозмутимо прошел мимо него, улыбаясь из-под касторовой шляпы. В тусклом лунном свете Дерриксон разглядел у дома экипаж, в окне которого увидел опытного помощника Джонсона, Бартоломью.

– Не люблю, когда меня заставляют ждать, – холодно бросил Джонсон, заходя в отделанный черным мрамором холл, слегка постукивая тростью. – У нас важное совещание.

– Да, сэр, я знаю. Но если кто-нибудь заметит, как я впустил вас...

– Перестаньте болтать. Мне нет никакого дела до ваших страхов.

– Д-да, сэр, – промолвил Дерриксон и замолчал. Его руки дрожали. Он боялся, как бы в холл не вышла горничная, дворецкий или повар, которому шестое чувство всегда подсказывало, что в доме кто-то чужой. Но вокруг было тихо, только мерно тикали большие часы. Маленькая стрелка уже приблизилась к единице. Джонсон важно прошел мимо старинного стола и зеркала в золотой раме к резной двери кабинета Росса Маккаллума. Он вел себя так, будто этот великолепный дом принадлежал ему.

Войдя в комнату, освещенную только одной лампой, Джонсон обернулся и бросил на Дерриксона довольный взгляд.

– Пора, – спокойно произнес он, когда Чарлз закрыл входную дверь. – Приступаем ко второму пункту плана. Подписи у тебя?

Дерриксон кивнул.

– Да, получить их было несложно. Спасибо наркотикам, которые вы достали. Следуя вашим предписаниям, я подсыпал зелье в бренди, – говорил он низким, слегка дрожащим голосом. Руки он убрал за спину, чтобы Джонсон не заметил, как они трясутся. Дерриксон знал, что человек, находящийся перед ним, безошибочно угадывал слабости других и пользовался ими. – Старику сделалось плохо, как вы и предсказывали, и он не смотрел, какие я подсовывал ему бумаги. Когда же я попросил Маккаллума подписать их, он сделал это, даже не прочитав.

– Отлично. – В глазах Джонсона заблестел злой огонек, на губах играла довольная улыбка, что делало его похожим на сатану. Обернувшись, он посмотрел на висящий на стене портрет прекрасной Ливинии Маккаллум. Лицо Джонсона скривилось в ужасной гримасе, при виде которой Дерриксон съежился от страха; с большим трудом ему удалось устоять на ногах. Джонсон тем временем пристально вглядывался в портрет Ливинии и ничего вокруг, казалось, не замечал.

– В таком случае, мы можем продолжать, – мягко промолвил Джонсон. – Когда придет время, Бартоломью отошлет бумаги Герберту Эрвину. А теперь расскажи, что здесь произошло. Я слышал, что нанятый Россом детектив...

– Женщина, – прервал его Дерриксон. Джонсон резко обернулся.

– Откуда вам это известно?

– Сегодня во второй половине дня к Маккаллуму приходил с отчетом Стивенсон. Я подслушал часть их разговора, они говорили о женщине, которая скоро пришлет отчет. Я думал, что Маккаллум взорвется, узнав, что такое дело поручено женщине, но он, наверное, еще не отошел от подсыпанной в бренди дозы наркотиков. Потом Стивенсон уехал, а старик пошел спать.

Подойдя к столу, Лукас Джонсон окинул взглядом разбросанные бумаги и уселся в глубокое кожаное кресло.

– Женщина, – задумчиво произнес он. В его голосе звучало неподдельное удивление. – Это даже лучше. Как только объявится Коб, Бартоломью пошлет ему телеграмму и предупредит, что надо остерегаться женщины-детектива. Хотя, возможно, такие меры и не потребуются: Коб наверняка уже добрался до Брета и скоро покончит с ним.

От безразличного тона Лукаса Джонсона по спине Дерриксона побежали мурашки. Ни один раз он задавался вопросом, что этот состоятельный элегантный человек имел против Маккаллумов, почему он использовал каждую возможность, чтобы навредить им. Спросить об этом было, конечно, нельзя, да Дерриксон и не пытался. Ему платили за участие в этом деле, а знать подробности ему было ни к чему. Но все же он чувствовал, что с каждым днем в Джонсоне нарастала ненависть. Войдя в дом Маккаллума, Лукас стал другим человеком. В нем проснулась жажда крови. Раньше Дерриксон этого не замечал. Джонсон поднял голову и посмотрел на потолок с лепниной.

– Значит, всемогущий Росс Маккаллум спит прямо над нами, – хрипло промолвил он. – Что бы он сказал, если бы знал, что я сейчас нахожусь в его доме, рассматриваю портрет его жены, сижу в его кресле, думая, как лучше покончить с его сыном и всей империей?

В кабинете воцарилась тишина. Дерриксон переминался с ноги на ногу, жалея, что вообще ввязался в это дело. «Деньги, – напомнил он себе, бросая нетерпеливый взгляд на Лукаса Джонсона, желая, чтобы он поскорее ушел. – Я буду обеспечен на всю жизнь».

От этих мыслей ему стало немного спокойнее, так, что он даже сумел улыбнуться Джонсону, когда тот, нехотя поднявшись с кресла, направился к двери.

– Не давай ему много наркотиков, – предупредил Джонсон перед тем, как выйти. – Жаль, если Маккаллум протянет ноги, и я не получу удовольствия прикончить его.

Дерриксон кивнул, сглотнув слюну.

– Да, сэр, я больше не буду ничего подсыпать ему и прослежу, чтобы с ним все было в порядке, пока...

– Вот-вот, проследите. И не забывайте, что старик не должен ничего знать о «Рубиновом дворце» или о других наших проектах. Он должен попасть в мои сети, ничего не подозревая.

– Конечно, сэр. Я понимаю.

Слегка постукивая тростью, Джонсон спустился с лестницы и скрылся в экипаже. Когда он исчез за углом, Дерриксон запер дверь особняка и прислонился к ней.

«Скоро все кончится».

Но не так быстро, как ему бы хотелось. Деньги, конечно, прекрасно, но хорошо бы не иметь дела с такими людьми, как Джонсон, Бартоломью или Коб. Они жили за счет насилия, а Дерриксон ненавидел его.

Однако не настолько, чтобы предупредить Росса Маккаллума или самому выйти из игры. Последнее было равносильно самоубийству, потому что Джонсон не оставил бы его в живых. «Нет, нет», – успокаивал себя Дерриксон, поднимаясь по лестнице в свою комнату в восточном крыле дома. «Чем лучше я буду работать, тем больше Джонсон заплатит мне, когда все будет закончено. Мои мучения будут с лихвой вознаграждены».