Когда струится бархат
Шрифт:
— Как видно, у тебя имелись причины брать этого бандита в плен? — Гийон подошел поближе к очагу. На его сапогах снег стал совсем прозрачным и уже стекал на пол тонкими ручейками. Какая-то собака приблизилась к графу и обнюхала накидку, пахнущую холодным воздухом.
— На валлийце сапоги с позолотой и пояс, украшенный камнями. По-моему, среди этой шайки он какое-то значительное лицо. А оставь мы его лежать на дороге, он бы там умер.
— Неужели не ясно, что одним валлийцем меньше — и то благо? — де Мортимер недовольно отпихнул ногой пса, подошедшего его обнюхать.
— В данном случае это не так. Возможно,
Де Мортимер захохотал так, словно Адам сказал что-то очень смешное.
— Да уж, мы хорошо знаем, как валлийцы понимают мирное соглашение! — он презрительно усмехнулся. — На твоем месте я бы просто оставил этого сына шлюхи подыхать на дороге!
— Не сомневаюсь, — тон Адама был ледяным. — Ты поступил бы именно так или помог бы раненому отправиться на тот свет. В таких делах ты мастер.
Это было настоящее оскорбление, сравнимое с болезненным ударом во время поединка. И удар явно попал в цель, так как де Мортимер сильно побледнел. Какое-то мгновение он выглядел ошеломленным, почти испуганным, но быстро овладел собой и, скривив губы, процедил:
— И ты еще смеешь так говорить, когда твой собственный отец...
— Господи Иисусе Христе, да хватит же вам! — резко вмешался Гийон. — Вы похожи на двух поссорившихся детишек. Глядя, как идут прахом все труды по воспитанию у вас хороших манер, я уже думаю, что зря тратил в Равенстоу свое время и усилия!
Де Мортимер собирался что-то возразить, но раздумал и плотно закрыл рот, продолжая с угрожающим видом смотреть на Адама.
Наступило тягостное молчание. Адам откашлялся.
— Хотите взглянуть на моего валлийца? Может оказаться, он вам известен.
Гийон наклонил голову, с огорчением сознавая, что ни один из рыцарей не готов принести извинения.
* * *
Пленник лежал на матрасе в одной из комнаток верхней части стены замка. За раненым ухаживала девушка-служанка, а за прикрывающей проход занавеской стоял часовой солдат.
— Хотя все во власти господней, при такой ране он не должен умереть, — промолвил Адам.
Служанка присела в полупоклоне и отошла в сторону. В обычно холодной комнатке горела жаровня, которую поставили возле самого ложа больного, создав максимально комфортные условия. Сюда не проникал дневной свет, и от длительного использования свечей и светильников из камышовых стеблей побеленные стены густо покрылись сажей. Множество мерцающих язычков пламени делали комнату похожей на обитель отшельника. Однако человек, посмотреть на которого они пришли сюда, был достоин любопытства, но никак не поклонения.
Гийон вгляделся в покрытое синяками и ссадинами бледное до синевы лицо пленного. Черные локоны волос были выстрижены вокруг ужасной на вид красно-синей шишки на голове, величиной с яйцо чайки. Закрытые веки больного поражали безжизненной вялостью. Густые черные ресницы и гладкие щеки выдавали возраст юноши, скорее даже подростка.
— Да он ведь совсем молоденький, — граф неожиданно почувствовал жалость к раненому, который выглядел немногим старше Ренарда. — Нет, мне он не знаком. А тебе, Варэн?
Варэн равнодушно пожал плечами.
— Для меня все они на одно лицо. Я редко бывал на границе за последние три года, а этот выглядит так, словно три года назад еще сосал соску!
— Кто-то должен заинтересоваться им, — сказал Гийон. — Для валлийцев кровные узы священны, а он из благородных, как ты заметил, а возможно, даже руководитель нападения.
— Такое тоже не исключено, — кивнул Адам, — валлийцы любят пораньше покрестить свою молодежь кровавыми делами.
— Насколько серьезна рана ноги?
— Он зашит, как кусок ткани, и вполне может подхватить лихорадку, хотя бабушка Агата изо всех сил старается его вылечить.
Гийон уже поворачивался, чтобы уйти. Варэн двинулся за ним, но застежка на его накидке расстегнулась и с легким звяканьем упала на пол. Раздраженно пробормотав ругательство, де Мортимер наклонился, чтобы поднять застежку. В этот момент больной зашевелился и застонал. Веки задрожали от усилия раскрыть глаза.
Гийон и Адам тотчас же склонились над распростертым телом раненого, но де Мортимер оказался еще ближе, нависая над пленником своей широкой костистой фигурой, подсвеченной огнями светильников. Именно на него посмотрел молодой валлиец, когда сумел открыть глаза. По лицу сразу пробежала волна непритворного ужаса, он весь вжался в подушки и выкрикнул что-то по-валлийски.
— Не бойся, — быстро заговорил Гийон на том же языке. — Тебе никто не причинит зла. Тебя вылечат и вернут семье.
Но юноша недоверчиво покачал головой. Он тяжело дышал, неотрывно глядя на де Мортимера.
— Ты сказал, что его не знаешь, а вот он определенно знает тебя, причем настолько хорошо, что перепугался не на шутку, — заметил Адам и потащил Варэна прочь от постели. Гийон продолжал успокаивать больного.
— Да никогда в жизни я не видел этого ублюдка! — кипятился Варэн, — Все очевидно: парень получил такой удар по голове, что начал бредить. Теперь для него любой, даже отдаленно похожий на норманна, становится поводом для новых кошмарных видений!
— Возможно, — Адам бросил быстрый взгляд на пленника, который откинулся на подушки и закрыл глаза, явно обессиленный и, скорее всего, слишком напуганный, чтобы поднять веки и вновь посмотреть на Варэна де Мортимера.
— Что ты собираешься с ним делать? — спросил Гийон, когда они спускались в зал по узкой винтовой лестнице. — В ближайшие две недели ты должен поехать в Виндзор.
Адам поджал губы.
— Не знаю. Может быть, попрошу вашего отца поехать на границу. Он знаком с большинством валлийских кланов и семей в нашем регионе, а с половиной даже состоит в родстве. Он сумеет правильно повести себя в любой возможной ситуации, а пленника я оставлю под присмотром Обри. Если родственники парня согласятся на переговоры, дальнейшее можно уладить и без моего участия. А к концу января я вернусь, и можно будет все дела довести до конца.
Гийон задумчиво поскреб подбородок и кивнул, соглашаясь, но продолжая о чем-то размышлять.
— Что за ерунду бормотал там этот щенок? — спросил Варэн, когда оба гостя вернулись к теплу очага.
Гийон опустил наконец руку, которую все еще в задумчивости держал у подбородка, и ответил бесстрастным тоном:
— Он сказал, что не собирался подслушивать, и никому ничего не расскажет, если ты сохранишь ему жизнь.
— О чем никому не расскажет? — с непроницаемым лицом поинтересовался Варэн. — Что он имел в виду? — На шее де Мортимера непроизвольно задергался мускул.