Когда сверкает молния (сборник)
Шрифт:
Через Астрахань в голодающую Россию шла бакинская нефть, переправлялся хлеб с Северного Кавказа. Тихонький городок начинал играть первостепенную стратегическую роль в битве за Советскую власть. С Каспия рвался к городу деникинский генерал Драценко, В Уральских степях рыскал атаман Дутов. Белые калмыки стремились к Астрахани. Колчаковский генерал Толстов гнал своих казаков из-под Гурьева.
В самой Астрахани хозяйничал матерый троцкист и предатель Шляпников.
Частоколом пулеметных стволов и винтовочных дул ощетинился старый кремль. Волна мятежа захлестывала город.
Душное августовское небо покрылось пылью. Рыбная чешуя и песок, гонимые ветром, текли по улицам. Третий раз красноармейцы бросались в атаку. Зулкарнай Гайсин, усталый и давно не бритый, бежал в первых рядах атакующих.
— Швецов, — обратился он к товарищу, — в атаку идем, а у меня ни одного патрона... Слава аллаху, что штык есть. Ты наш командир, может, выручишь?..
Дробь пулеметов заглушила слова Зулкарная. А командир отделения Швецов споткнулся и упал замертво.
— Я беру команду на себя, за мной! — стараясь, чтобы услышали все, крикнул Гайсин.
А тут по рядам вдруг пронеслось:
— Киров с нами, ребята. Вперед!
Кто такой Киров, Зулкарнай тогда не знал. Но ряды красноармейцев лавиной шли по улицам. Партийцы улыбались и кричали: «Киров с нами!..»
...Город на осадном положении. Вчерашние миллионеры-купцы и затаившиеся казачьи офицеры готовили заговоры и мятежи. Преданный делу революции полк, сформированный из горцев, башкир и татар, готовился дать решительный отпор любому врагу. Из этого же полка отбирали агитаторов и посылали их в те воинские части, где солдатам белогвардейское офицерье замазало глаза ложью.
Горели костры. Кони фыркали, пережевывая грубые бастылы высохшего бурьяна. Зулкарнай лежал около слабого огня и читал. Подошли двое — командир полка и с ним коренастый, широкоплечий человек в поношенной кожанке. Командир полка улыбнулся:
— Товарищ Гайсин, знакомьтесь, это — Киров, Сергей Миронович.
Сердце застучало часто-часто. Сильная рабочая рука, такая же крепкая и большая, как и у самого Зулкарная, крепко сдавила его шершавую ладонь. Киров подсел к огню. В глазах заплясали веселые искорки. Лицо, широкоскулое и молодое, было ясно различимо при свете полевого костра. Говорили недолго, но на всю жизнь запомнились Зулкарнаю эти глаза, это доброе и волевое лицо.
Личное приказание Кирова шел выполнять Гайсин. Его послали агитатором в соседний ненадежный полк. Из первого же разговора Зулкарнай понял, что все солдаты, многие из которых его земляки, преданы революционному делу. Их просто обманули.
Слово за словом переубеждал Зулкарнай солдат. «В Астрахани враги готовят переворот, — говорил он. — Партия знает об этом, и она не хочет, чтоб вы, солдаты, впутались в это кровавое дело против революции. Я знаю Кирова, — продолжал он, — и все эти сплетни о нем — сплошное вранье наших врагов. Я видел Кирова, говорил с ним, вот так же говорил, как с вами. Киров хороший друг Ленина...»
А на утро офицеры были разоружены самими солдатами и доставлены в ЧК.
Позднее несколько раз Зулкарнай Гайсин встречал Сергея Мироновича. Киров запомнил высокого, сухопарого парня с красивыми черными глазами. Зачастую он останавливался и, душевно улыбаясь, разговаривал с Гайсиным. В боях, и на привалах в стремительной атаке, и у походного костра — всюду будет потом вспоминать Зулкарнай крепкие слова Кирова: «Пока в Астраханском крае есть хоть один коммунист, устье Волги было, есть и будет советским».
Красные части наступали медленно и тяжело, метр за метром продвигаясь вперед. В одном из боев Зулкарнай Гайсин был изувечен осколками артиллерийского снаряда.
Освободили его от военной службы, отпустили домой. От Мелеуза до Юмагузина и оттуда до родного аула Ильбаево шел пешком вооруженный солдат.
Уфа и Стерлитамак были в руках Советов. Восточный фронт вел жестокие бои. Армия Колчака трещала по всем швам, откатываясь все дальше на Восток.
Урал был наш. Но юг Башкирии еще скрывал в своих лесах остатки колчаковских отрядов. В горных аулах орудовали бандиты.
Пыльная дорога, извиваясь, шла по склону голой горы. Тишина. Листва черемушника еле трепещет. Перепел громко советует путнику: «Спать пора, спать пора».
Устал Зулкарнай. Идет и дремлет. Не заметил, как из-за кустарника вынырнула пара гнедых, запряженных в легкий тарантас. В коляске сидел офицер. Лицо его показалось знакомым. Вспомнил Зулкарнай — это богач из соседней деревни Колаево, бывший капитан царской армии... Фамилию его Зулкарнай запамятовал за пять лет войны. На всякий случай отстегнул гранату и сунул ее в карман.
— Стой! Кажется, личность знакомая, — остановил лошадей капитан.
— Как же, были знакомы. Я из Ильбаево, Гайсин.
— А, это тот, у которого жена русская? — захохотал офицер. — Да ты, говорят, вместе с Кировым воюешь?
— Отвоевался уже, домой вот из госпиталя шагаю.
— И оружие у тебя? — показывая на винтовку, сказал капитан. — Коммунисты каждому не дают. Видать, и ты коммунист? А таким у нас нет места. Сдавай оружие! Перед тобой офицер свободной армии. — Короткое дуло пистолета медленно поднялось на Зулкарная. Черная его дырка смотрит прямо в лоб.
Граната над головой. В левой руке пистолет. От яростного окрика кони прыгнули в сторону. Капитан упал в тарантас, кучер — на него. Пуля пролетела рядом с Зулкарнаем и звонко стукнулась о придорожный камень, осой-рикошетом отлетая в сторону.
— Я те дам, собака! Видишь граната, сейчас грохну, — кричал Зулкарнай, а кони были уже далеко. Кучер останавливал их, стаскивая с плеча винтовку. Гайсин рванулся в кусты. Укрывшись в них, стал пробираться дальше. Погони не было. «Испугались сволочи!» — подумал он и бодро засмеялся...