Когда тают льды. Песнь о Сибранде
Шрифт:
Впрочем, и моя кузня давала сбой: за месяц напряжённой учёбы в гильдии я спал с книгой в обнимку, по два-три часа в сутки, в остальное время поглощая страницу за страницей бруттские и сикирийские талмуды и с трудом разбирая смысл витиеватых альдских рун. С последними приходилось особенно туго: все самые сложные магические формулы были расписаны на альдском, и я испытывал острую нехватку простейших языковых навыков. Бруно вызвался помочь, и хотя теорию он рассказывал складно, я от его пояснений засыпал спустя несколько минут. Мартин, отношения с которым перешли с отстранённого нейтралитета на спокойную доброжелательность, оказался
Сегодня я и вовсе превысил все мыслимые пределы, твёрдо вознамерившись заниматься в библиотеке всю ночь. Я даже договорился с Оуком, чтобы не запирал двери на ночь: всё равно дождусь его утреннего возвращения. Да и наплыва адептов ждать не приходилось: назавтра ожидался праздник в Унтерхолде, и госпожа Иннара щедрой рукой отпустила молодых магов в город на гуляния, отменив занятия. Я пользоваться передышкой не стал: в юности на танцы не ходил, поздно и начинать. Вот молодым и беззаботным это, конечно, интересно. Бруно с Зораной сбежали из крепости магов сразу после вечерних занятий, а красавицу Дину сопровождал Мартин, который приложил над собой недюжинные усилия, чтобы заговорить с прекрасной, но холодной, как лёд, сикирийкой.
Словом, к завтрашнему обеду все башни опустеют, а редкие одиночки попрячутся по своим норам, что мне играло только на руку: в это время я буду всеми силами догонять своих товарищей. Я уже овладел несколькими элементарными заклинаниями магии стихий – мастер Сандра толковала сложные формулы на редкость доходчиво, даже я не переспрашивал – накладывал призрачные щиты не только на себя, но и на других, преуспевал в алхимии благодаря Мартину и собственному таланту к этой нехитрой науке, но всё остальное, особенно то, что касалось познаний о магии тьмы и света, оставалось для меня тайной за семью печатями.
Положение усугублялось тем, что мастер Грей не тратил драгоценное время на адептов моего уровня и не слишком-то заботился их успеваемостью. После памятного первого занятия учитель вообще не обращал на меня внимания, мельком отмечая взглядом мои успехи или поражения, и я, может, проникся бы к нему ответной неприязнью, если бы не останавливала меня одна мысль. То и дело наблюдая, как Грей с поистине воинской выправкой проходит по зале, я внутренне восхищался его прямой спиной и ровным шагом, и не раз говорил себе, что, похоже, нашёл того самого «человека легиона», о котором говорил Витольд. Если это так – а поговорить откровенно с колдуном не удавалось – то я заранее смирялся с высокомерной манерой учителя. Работать шпионом на стонгардский легион – участь не из приятных. Должно быть, толкнула его на то крайняя нужда – или засветился в чём-то перед милейшим Витольдом, и таким образом отдавал ему долг.
Надежды на то, что у Деметры Иннары появится свободное время, у меня уже почти не оставалось. Я вгрызался в знания, как отчаявшийся путник в тёмный лес, больше набивая шишек, чем продвигаясь вперёд. Что мне оставалось? Рассчитывать только на себя, как и прежде, и в самом себе искать спасения…
Прости, Великий Дух, за тёмные мысли! Мутится сознание от неизбежной усталости, пляшут перед глазами чужие буквы, сливаются альдские руны, и вновь ускользает от меня смысл новой магической формулы…
Очередное усилие удержаться на грани сна и яви не увенчалось успехом: веки смежились, и я, не выпуская из рук пера с подсохшими чернилами, рухнул головой в трактат о проклятиях.
Сон оказался на удивление приятным, даже затекшие конечности и неудобная поза его не прервали. В библиотеке, несмотря на потухший камин, оказалось почему-то довольно тепло, а потому и просыпаться не хотелось совершенно. Пожалуй, что я впервые по-настоящему выспался за последние несколько дней, так что открывал глаза я с большим удовольствием: наконец-то вновь чувствовал себя в прежней силе.
Впрочем, сонное блаженство быстро сменилось удивлением: я, конечно, совсем не помнил, как и где уснул, но чего я не помнил ещё больше – так это откуда на моих плечах оказался толстый шерстяной плед, и кто убрал на соседний стол все письменные принадлежности, включая чернильницу. Со вздохом распрямившись – позвоночник отозвался болезненным вскриком – я встал из-за стола и огляделся внимательнее. Из высоких окон пробивался яркий свет, так что солнце, должно быть, близилось к зениту. Оука поблизости я не увидел, да и вряд ли старый оглум стал бы проявлять такую заботу об уставшем адепте, как укрывание оного пледом. Впрочем, долго размышлять о таинственной опеке мне не пришлось.
– Я подумала, ты проголодаешься, когда проснёшься, – прозвучал от скрипнувшей двери знакомый голос. – Отлучилась ненадолго, чтобы подогреть завтрак. Составишь мне компанию, Сибранд?
Наверное, мои глаза сказали больше, чем смогло бы выдавить непослушное горло, потому что госпожа Иннара вдруг смутилась, неловко пожала плечами:
– Я знаю, что стонгардцы малочувствительны к холоду, но… надеюсь, ты не возражаешь, – кивнула колдунья на сброшенный на спинку стула плед.
Я молча помотал головой, разглядывая Деметру. Неофициальная глава гильдии выглядела хорошо: исчезли круги под глазами, блестели светло-каштановые волосы, играла на губах слабая улыбка, преображающая невыразительное лицо.
– Спасибо, – наконец нашёлся я, враз растеряв привычный гонор.
Потому что сейчас передо мной стояла не хозяйка крепости магов и не колдунья. Я видел женщину, а потому мигом позабыл, как себя вести в таких случаях.
– Почти все ушли в город, – продолжила Деметра, подходя ближе и подбирая свой плед. Обдало пряным запахом сушёных трав, хлестнула лицо бодрящая волна свежести. – Крепость будто вымерла.
– Отчего ты не пошла, госпожа?
Бруттка ответила не сразу. Дождавшись, пока я выйду из библиотеки, закрыла за мной дверь на ключ – видимо, встретила по пути старого Оука – и первой направилась по кручёной лестнице наверх. Я отправился следом, впитывая в себя тянущийся за ней шлейф тонкого аромата.
– Лучше я позавтракаю с тобой, – обернувшись, отозвалась наконец Деметра с лёгкой улыбкой. – А затем приступлю к своим обязанностям. Праздник или нет, их ничто не отменяет. Да и что такое эти гулянки? Никогда в них не участвовала…
Я смотрел в спину бруттской колдунье, думая о том, почему молодая женщина заперла себя в крепости, растворив собственные силы в мышиной возне, когда сама мечтает совсем о другой жизни – иначе не отправлялась бы лично за сердцем воздуха – и не находил ответа. Интересно, решусь ли когда-то задать ей этот вопрос?