Когда ты исчез
Шрифт:
– Он летит в командировку в другую страну на большом самолете. На таком же, на каком мы летали в Испанию, – объяснила я. – Его не будет несколько дней.
Байка про «приключения за морем» пришлась детям по душе. Робби заявил, что папа теперь будет как Индиана Джонс.
– Он поэтому и просил отвести вас в кино и передать, как сильно вас любит.
– Спасибо, папа! – крикнул Джеймс, запрокинув голову к небу и помахав воображаемому самолету.
Когда начались титры, я задумалась, правильно ли рассказывать детям сказки, скрывая
Я полтора часа пялилась на экран, однако не увидела ни одной картинки и не услышала ни слова. Голову не отпускала навязчивая мысль про кроссовки Саймона. Если он отправился не на пробежку – то куда? И зачем?
Я так долго себя накручивала, что начало подташнивать.
Впрочем, какова бы ни была причина, одно я знала наверняка: Саймон не ушел бы от нас по своей воле.
20:40
Домой мы попали уже в сумерках, когда поиски свернули. Робби и Джеймс, усталые, поплелись наверх чистить зубы. Я же поспешила на кухню, где уже сидели Стивен и Байшали, которые привезли Эмили.
– Что-нибудь слышно? – с волнением спросила я.
– Прости, ничего, – ответила Байшали, и у меня затряслись губы.
Подруга хотела меня обнять, однако я выставила перед собой руки.
– Не надо, я держусь, правда. Пойду, посмотрю, как дети.
– Не знаю, стоит ли тебе рассказывать… – смущенно начала Байшали и замолчала.
– Что рассказывать?
Мы с Байшали были довольно близки, но ее манера молчать до последней минуты, чтобы никого ненароком не огорчить, изрядно меня бесила, особенно сейчас, когда требовалось знать все до мельчайшей детали.
– К тебе приходили.
– Кто?
– Артур и Ширли, – ответила та и виновато, как ребенок, опустила голову.
Я вздохнула. В суматохе последних дней я совсем забыла, что просила Роджера сообщить о пропаже Саймона его отцу и мачехе. Теперь грядет очередной скандал, а у меня совершенно нет сил выяснять с ними отношения.
– Лучше не затягивай, – добавила Байшали, словно прочитав мои мысли. – Ты же знаешь Ширли: она всю душу вытрясет, если решит, будто от нее что-то утаивают.
Я кивнула, не рискнув заговорить – голос мог меня подвести. Байшали все поняла правильно и крепко обняла меня. На сей раз сопротивляться я не стала.
– Не переживай так сильно. Саймон обязательно вернется.
Она ободряюще улыбнулась.
Я думала об одном: сколько еще раз я должна услышать эти слова, чтобы они стали, наконец, правдой?
САЙМОН
Лутон, двадцать пять лет назад
5 июня, 8:40
Легковушки и грузовики с ревом неслись по автостраде, а я топтал ногами мягкую траву на обочине.
Без денег был только один способ добраться до Лондона – автостопом, при условии, что кто-то из водителей надо мною сжалится. Но ни люди, ни машины словно не замечали мой оптимистично выставленный вверх палец. Впрочем, по натуре я терпелив.
Ночь я провел мирно, а вот рано утром возле потрепанного фургона, где я спал, припарковался минивэн с багажником на крыше, битком набитым пластиковыми чемоданами. Без лишней суеты я собрал вещи и вылез через заднее окно, одеваясь на ходу, словно беглец.
У самых ворот замедлил шаг и остановился, услышав детский плач. Один из новых гостей, мальчишка лет трех, видимо, не сдержав волнения, бросился к фургонам, но, запнувшись, упал и ссадил коленку.
Мать, уронив сумку, обежала машину и подхватила сына на руки. За годы отцовства я научился отличать искренние слезы от поддельных. Мальчик плакал намеренно. Он знал, что чем громче будет реветь, тем крепче его пожалеют.
С моей матерью такой трюк не прокатывал… Последний раз я видел ее двадцать лет назад – и от всего сердца пожелал ей в тот день сдохнуть.
Мой отец, Артур, был человеком хорошим, но совершенно безвольным. Единственная его ошибка заключалась в том, что он отдал сердце ветреной женщине. Дорин была полной его противоположностью. Взбалмошная и непостоянная, она то исчезала, то вновь появлялась в нашей жизни. С нами она была весела, внимательна и щедро одаривала нас любовью. Не успев зайти в комнату, озаряла своим присутствием каждый уголок и заполняла его смехом. Мы возводили с ней в гостиной шалаши из простыней, накидывая их на диван, потом заползали внутрь и жевали рассыпавшееся в руках печенье, взятое в магазине по акции.
Однако женщина, которую мы с Артуром любили всей душой, редко задерживалась в нашем доме. Неважно, сколько времени она проводила с нами – месяц, полгода или, если повезет, целый год, – мы всегда поглядывали на часы, ожидая неизбежного.
Она изменяла мужу часто и в открытую. Порой незнакомцу достаточно было подмигнуть – и она тут же бросалась ему на шею. Однажды Дорин сбежала с хозяином местного паба в Сандерленд и устроилась там официанткой. В другой раз повелась на обещания пилота «Пан Американ» показать ей мир и успела добраться с ним до самого Бирмингема, где тот ее бросил.
Еще она подолгу пропадала в Лондоне. Отец из-за этого часто с ней ссорился, особенно когда они думали, что я сплю. Дорин боялась быть счастливой – и при этом боялась одиночества. Разрываясь между этими двумя чувствами, она бежала то к нам, то от нас. И хотя я привык к ее отлучкам, все равно не видел в ее метаниях смысла.
– Саймон, я здесь задыхаюсь! – пыталась она объяснить, когда я в очередной раз поймал ее при побеге.
Она стояла на коленях, одной рукой держа чемодан, а в другой сжимая мою ладошку, и разговаривала с шестилетним ребенком так, словно он мог разобраться во всех перипетиях ее сердца.