Когда умирают боги
Шрифт:
– И что же вы думаете? Якобы принц убил леди Англесси в Лондоне, после чего перевез безжизненное тело в Брайтон? Не будьте смешным.
– Не совсем так. Возможно, кто-то другой перенес труп в Павильон, тот, кто знал о поступке принца и решил, что это не сойдет ему с рук, как сошло убийство его брату Камберленду.
Джарвис повернулся к собеседнику так резко, что из-под каблуков веером брызнула галька.
– Вы должны отыскать способ опровергнуть эти смехотворные слухи, а не распространять новые.
Себастьян спокойно продолжал гнуть свою линию.
– Так все будут говорить, когда станет известно, что принц в тот день побывал в Лондоне. И это обязательно станет известно, не сомневайтесь. Такие вещи никогда не удается скрывать долго.
Не говоря ни слова, Джарвис повернулся и продолжил путь.
– Вы знаете, что кинжал Стюартов вернулся на свое законное место в коллекцию его высочества? Ну, разумеется, знаете. Вы ведь сами положили его туда, не так ли?
Джарвис раздраженно махнул рукой.
– Хватит. Я решил, что ваша помощь в этом деле больше не нужна. Считайте, что вы освобождены от дальнейшего расследования.
Себастьян улыбнулся.
– М-да, все-таки вам следовало с самого начала обратиться к сыщикам с Боу-стрит. Это их вы могли бы освободить, а меня – нет.
Они проходили под длинным рядом арок, увитых плющом и освещенных множеством ярких фонариков. Две молодые женщины, прогуливаясь под руку, метнули в их сторону взгляды, и Джарвис понизил голос:
– Если бы вы только поняли…
Себастьян договорил за него:
– Насколько уязвимо положение принца в настоящий момент? Это я как раз понимаю. – В небе взорвалась ракета, осыпав темнеющий сад огненным дождем, начался фейерверк. – Расскажите, что вам известно об угрозе правящей династии со стороны Стюартов.
– Никаких Стюартов больше не осталось, – резко ответил Джарвис – Последний из них, Генрих, умер четыре года назад.
– Но остались те, у кого больше прав претендовать на английский трон, чем у короля Георга и его сыновей. И вы никогда не убедите меня, будто не знаете, что их сторонники начали действовать.
Сцепив руки за спиной, Джарвис повернул назад к колоннаде. Прошла минута, прежде чем он сказал:
– Откуда вам все стало известно? Это как-то связано со смертью леди Англесси?
– Возможно. Мне бы не мешало знать, кто участвует в заговоре.
Себастьян не ожидал ответа, но, к его удивлению, Джарвис надул губы и с шумом выдохнул:
– Мы сами не знаем заговорщиков. Да, конечно, нам удалось вычислить нескольких типов, но все они оказались мелкой сошкой и ничего важного нам не сообщили. Кем бы ни были зачинщики, они очень умны и очень хорошо организованы. – Джарвис заговорил еще тише. – Есть предположение, что им удалось привлечь на свою сторону кое-кого из армии, а также из высших правительственных кругов, но никто не знает никаких имен. Сведения для Себастьяна оказались неутешительными.
– Мне трудно поверить, что кто-нибудь может всерьез рассчитывать на успех подобного предприятия, – сказал Себастьян. – Не так давно жители Лондона отреагировали на уравнение прав католиков с протестантами Гордонскими бунтами [21] . Они никогда не примут монарха-католика.
– Да, но, видите ли, у теперешнего претендента на трон, короля Савойи, есть дочь Анна, она замужем за датским принцем. Она протестантка. Если Савой передаст ей свое право на трон…
– А что, такое может случиться?
21
В 1778 г. в парламент был внесен законопроект, согласно которому католики должны были быть уравнены в правах с протестантами. Целый год лорд Гордон, выходец из Шотландии, являвшейся оплотом протестантизма, боролся против этого законопроекта вне стен парламента, привлекая на свою сторону «антипапистов». В день голосования законопроекта в палате общин Гордон привел к зданию парламента толпы своих приверженцев, чтобы оказать давление на депутатов. Но закон все же был принят. В тот же день в Лондоне начались католические погромы.
– Да, ходят слухи. Датский принц тоже претендует на английский трон. Притязания у него, разумеется, слабые, но не намного слабее, чем были у Вильяма в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом.
Взорвалась вторая ракета, наполнив ночное небо каскадом разноцветных вспышек. Джарвис замолчал, чтобы полюбоваться зрелищем.
– Времена неспокойные, – сказал он, глядя, как очередная ракета рассыпала огоньки. – Одно малейшее отступление от законности и традиции, и кто знает, чем это может закончиться? Бойню всегда легче развязать, чем остановить.
Себастьян тоже разглядывал цветной дождь, льющийся на землю.
– Если принц действительно безумен, то лучше признать это сейчас, пока еще есть возможность не допустить пагубных последствий, и назвать имя нового регента. Если тянуть с этим, дожидаясь, когда он окончательно свихнется, то есть опасность, что он потянет за собой всю монархию.
– Принц не безумен, – тихим ровным голосом заявил Джарвис, а потом повторил свои слова, словно от этого желаемое могло стать действительностью. – Он не безумен, он не убивал ту женщину.
– Гиневра, – сказал Себастьян. – Ее звали Гиневра.
Джарвис взглянул Себастьяну в лицо.
– Оставьте это дело, милорд. Я вас предупреждаю… Себастьян шагнул было к нему, но в последнюю секунду благоразумно остановился.
– Не надо. Даже не думайте угрожать мне.
Себастьян широкими шагами пересекал Рощу, когда его взгляд случайно остановился на другой компании, уютно расположившейся за столом под вязами. Там сидели лорд Портланд, его жена Клэр и теща, вдовствующая леди Одли. После секундного раздумья Себастьян повернул к ним.
Подходя ближе, он расслышал, как Портланд жалуется на стоимость знаменитой Воксхоллской ветчины, нарезанной так тонко – хоть газету читай, как уверяли некоторые.
– Вы только взгляните, – говорил лорд, подцепив на вилку кусочек ветчины, – На шиллинг здесь нарежут унцию ветчины. А это означает, что владельцы заведения продают свой продукт по шестнадцати шиллингов за фунт. Итак, если окорок весом в тридцать фунтов можно купить за десять шиллингов, то на каждом окороке они получают прибыль в двадцать четыре фунта.