Когда уйдет Путин?
Шрифт:
Fortuna. Анатолий Собчак
…Вернувшегося в 1990 году в alma mater Владимира Путина, похоже, не смущали происходившие за окнами студенческих аудиторий демократические преобразования. Он и сам, как мы помним, всего лишь говорит: в России что-то происходит. То есть, очевидно, не очень-то и брал в расчет это самое «что-то»: сегодня пошумят, а завтра «все будет как при бабушке». Вера в силу КГБ по-прежнему в нем доминирует. А Владимир Владимирович, как мы помним, прежде всего уважает силу.
С «пути истинного» Путина сбил один из его университетских друзей, сказав, что председателю Ленсовета нужен помощник,
Мне, да и всем исследователям биографии Путина, конечно, больше всего интересно, а почему ультралиберал Собчак остановил свой выбор на кадровом офицере КГБ, которого до тех пор лично не знал.
Сам Собчак отвечал, что Путин, мол, его ученик. Но эта была лишь формальная правда, а потому, конечно, отговорка. Собчак читал несколько лекций студенту Путину в середине 1970-х, когда ни тот, ни другой в самых радужных мечтах не могли вообразить, какое будущее их ждет. Но, главное, они не были знакомы.
Думаю, что Собчаку позарез нужны были свои люди в окружении. Путин ему понравился, а на то, что он из КГБ, Собчак действительно вполне мог махнуть рукой. Масштаб души у Анатолия Александровича был, как ни крути, огромный. Собственно, именно так и описывает эту сцену сам Путин:
«Но есть одно обстоятельство, которое, видимо, будет препятствием для этого перехода». Он спрашивает: «Какое?» Я отвечаю: «Я вам должен сказать, что я не просто помощник ректора, я – кадровый офицер КГБ». Он задумался – для него это действительно было неожиданностью. Подумал-подумал и выдал: «Ну и… с ним!»
Красиво? А то! Собчак любил красивые жесты.
Депутат Ленсовета той поры и известный публицист Борис Вишневский, правда, утверждал, что Путин к Собчаку был приставлен от КГБ. Версия, тоже имеющая право на жизнь, тем более изнутри, как говорится, виднее.
Правда, уж как-то больно быстро, перейдя от одной силы – КГБ к другой – к Собчаку, Путин станет искать способ развязаться с силой первой. Может, потому, что ему, как никому, на самом деле уже очевидно, что КГБ, как и СССР, дышит на ладан. А может, как раз потому, что не хочет выполнять незавидную роль соглядатая при набирающем политическую силу Анатолии Собчаке.
Однако у Владимира Владимировича совсем другое объяснение.
По его версии, его донимали депутаты Ленсовета: «Но довольно скоро возникли обстоятельства, заставившие меня подумать о том, чтобы написать рапорт об увольнении. Отношения с депутатами Ленсовета складывались не всегда легко. Прежде всего из-за того, что они часто лоббировали чьи-то интересы. И как-то подошел ко мне один депутат: «Знаешь, тут надо кое-кому помочь. Не мог бы ты сделать то-то и то-то». Я его раз послал, второй. А на третий он мне и заявляет: «Тут нехорошие люди, враги всякие, пронюхали, что ты на самом деле сотрудник органов безопасности. Это срочно надо заблокировать. Я готов тебе в этом помочь, но и ты мне окажи услугу». Я понял, что меня в покое не оставят и будут просто-напросто шантажировать. И тогда я принял непростое для себя решение – написал рапорт об увольнении. Надоел этот наглый шантаж».
Вам не кажется странным, что Путина волновали какие-то там депутаты Ленсовета? Коль скоро о его службе в КГБ знал его непосредственный начальник Анатолий Собчак и его это вполне устраивало, то стоило ли бояться «слуг народа»? Чем они его могли шантажировать? Путин-то от них никак формально не зависел. А если зависел, то ничего толком не объясняет. Все – полунамеком.
Впрочем, Владимир Владимирович тогда больше страдал от самой сути дилеммы: быть иль не быть в КГБ. Вопрос был действительно непростой. Но вот какое дело: если внимательно прочитать, что вспоминает сам Путин об этом периоде свой жизни, то мы увидим две прямо противоположные друг другу трактовки его видения ситуации.
Судите сами…
«Для меня это было очень тяжелое решение, – говорит Путин о решении уйти из КГБ в книге «От первого лица». – Хотя я уже почти год фактически в органах не работал, но все равно вся моя жизнь была связана с ними. К тому же это был 90-й год: еще не развалился СССР, еще не было августовского путча, то есть окончательной ясности в том, куда пойдет страна, еще не было. Собчак, безусловно, был ярким человеком и видным политическим деятелем, но связывать с ним свое будущее было достаточно рискованно. Все могло просто в один момент развернуться».
…Не очень понятно: боится ли больше Путин за свою карьеру или переживает свою фактическую измену?
Впрочем, важнее другое. Читаем несколькими страницами раньше:
«Почему я позднее отказался от работы в центральном аппарате, в Москве? Мне же предлагали. Я уже понимал, что будущего у этой системы нет. У страны нет будущего. А сидеть внутри системы и ждать ее распада…»
Так чему же верить: тому, что «все могло просто в один момент развернуться» или «что будущего у этой системы нет»? И это Владимир Владимирович говорит задним числом – спустя 10 лет, то есть имея возможность за это время взвесить и обдумать перипетии своей жизни. Продумать и принять к озвучиванию какую-то одну версию развития событий в собственной жизни и свой взгляд на принципиальнейший отрезок жизни нашей страны.
Но – нет. По старой пацанской привычке и в соответствии с благоприобретенными на всю жизнь чекистскими принципами Владимир Владимирович на всякий случай, а скорее всего чисто механически, говорит то, что логичнее и безопаснее в данной конкретной части беседы. При этом мне, например, странно, что Путина вовсе не волнуют откровенные логические несостыковки в его воспоминаниях. Попахивает либо пренебрежением к читателю, либо – что гораздо хуже – к истории страны.
Между тем вот что говорил в беседе со мной известный писатель, автор книги «Путин, в которого мы верили» Александр Проханов:
– Силы, которые заинтересованы в развитии русской государственности, понимают, что разрывы исторического световода, постоянное высечение из истории тех или иных фрагментов, оказывание предпочтения тем или иным историческим периодам – губительны для исторической энергии как таковой. Сегодня, например, она не долетает до исторического цветка, который взращивается нашей страной. И цветок чахнет.
Впрочем, вернемся к переживаниям Путина, когда он решает: уходить из КГБ или нет.
По собственному признанию, Владимир Владимирович не просто переживает, а страдает в прямом смысле слова: «В органах у меня было стабильное положение, ко мне хорошо относились. В этой системе у меня все было успешно, а я решил уйти. Почему? Зачем? Я буквально страдал. Мне нужно было принять, наверное, самое сложное решение в своей жизни. Я долго думал, собирался, потом взял себя в руки, сел и с первого раза написал рапорт».