Когда все сказано
Шрифт:
Мистер Дагген, надо отдать ему должное, был не самым плохим учителем. Люди такое рассказывают о тех временах… Хорошо, что меня не избили до синяков или еще похуже. С годами мы с ним словно бы пришли к некой договоренности: я хорошо вел себя в классе, а он не доставал меня вопросами. Мистер Дагген не подгонял меня и не унижал перед всеми, не ставил в угол, не обзывал лентяем. Думаю, он просто не представлял, что со мной делать. Это нас и объединяло. Туалетов в школе не было, но учитель понимал: если я прошу выйти, значит, мне нужен небольшой перерыв. Я бродил по заднему двору, перелезал через ограждение и шел в поле, смотрел,
Однажды за обедом – мне тогда было, наверное, лет семь – я решил, что с меня хватит. Три года я пытался освоить хоть что-то, брату же к тому времени оставалось учиться всего несколько месяцев. С июня двенадцатилетнего Тони ждала полноценная работа на ферме с отцом. В тот день, как мне помнится, я особенно отличился в футболе: забил кучу голов, сделал несколько важных перехватов и даже пару раз отобрал мяч у Тони. Я блистал на поле, а затем учитель остановил игру и повел всех обратно в класс. Тогда-то и стало ясно, что я не могу туда вернуться. Словно тяжелый груз лег мне на плечи и придавил к земле – не пошевелишься. Дыхание перехватило. Я присел на низкий заборчик, тянувшийся вдоль территории школы. Остальные ребята – гольфы спущены, колени в синяках – побежали в школу. Заметив меня, учитель подозвал Тони и шепнул что-то ему на ухо. Они оба посмотрели в мою сторону, потом мистер Дагген зашел внутрь, а брат направился ко мне.
– Все хорошо, Здоровяк? Идем, пора на занятия.
– Я хочу домой.
– Домой пока нельзя. Давай, а то учитель ждет, – сказал Тони, ожидая, что я пойду за ним.
Я молчал и не двигался с места.
– Послушай, осталось немножко. – Брат положил руку мне на спину и подтолкнул вперед. – Не успеешь оглянуться, как уроки уже закончатся.
Он продолжал толкать меня до самого входа в школу – с такой силой, что я едва не упал на пороге класса. Я медленно прошел на свое место, касаясь рукой каждой парты, и остаток долгого дня просидел с угрюмым видом.
– Ненавижу школу, – твердил я снова и снова по дороге домой.
– Все наладится.
– Да, конечно. Чего я тогда все такой же тупой, как и в первый день учебы?
Я обогнал брата и побежал домой, как будто во всем этом виноват именно он. Пронесся через кухню, не обращая внимания на изумленное лицо матери, залез под кровать, в самый дальний пыльный угол, и отказывался выходить. Так и лежал там, ковыряя потертый ковер, наполовину прикрывавший холодный бетонный пол. Сквозь щели в деревянной двери доносились обрывки приглушенного разговора.
– Что стряслось, Тони? – спросила мама, когда он наконец пришел.
– Ничего серьезного, правда. Не пойму, что на него нашло. Я разберусь.
Тони сел у кровати. Он принес мне стакан молока и кусок хлеба с маслом, которым мы всегда подкреплялись перед тем, как пойти помогать отцу. Брат поставил свою тарелку рядом с моей, но я все не вылезал, и тогда он продвинул ее чуть дальше под кровать. Когда в животе заурчало, я не смог больше терпеть и начал отковыривать крошки хлеба. Затем все-таки вылез и сел возле Тони. Мы ели молча, глядя на идеально заправленную кровать сестры. Все подушки и одеяла лежали ровно, сверху постель была прикрыта покрывалом, которое Дженни и Мэй связали прошлой зимой. Ночью под ним становилось намного теплее
– Может, и нам такое связать? – предложил Тони.
Я уставился на него как на сумасшедшего.
– Да, это вроде как девчачьи штучки, зато как спасают от холода!
– Ты хочешь, чтобы надо мной еще больше смеялись?
– Погоди, Здоровяк, я совсем другое имел в виду.
– Я все понял, ты считаешь, что я гожусь только для женской работы.
– Хватит тебе, Морис, я ничего такого не говорил. И никто над тобой не смеется.
– Еще как смеются. Вчера я неправильно написал одно слово, и Джо Брэди назвал меня тупицей.
– Так вот почему ты его ударил! – усмехнулся брат. – Ох и Брэди, тоже мне гений нашелся. Сам-то даже и шнурки завязывать не умеет. А уши его видел? Ну серьезно, как обзывать кого-то тупицей, когда сам такой лопоухий?
Я неохотно улыбнулся.
– Не расстраивайся, Здоровяк. Мы все уладим. Мы с тобой вдвоем против всего мира. – Брат в шутку схватил меня за шею и взъерошил мне волосы. – У тебя все получится.
Но у меня не получалось. И каждое утро меня, орущего и брыкающегося, с трудом вытаскивали из постели. Я никогда прежде не видел отца в таком бешенстве.
– Черт бы тебя побрал, щенок! Вылезай отсюда!
Я держался за ножку кровати, однако папа тянул с такой силой, что в итоге мои руки разжимались. Весь в слезах, я стоял посреди комнаты в ночной сорочке и кричал, что никуда не пойду. Мать с трудом меня одевала, мое тело сжималось в тугой комок. В школу шел голодным, так как от завтрака отказывался.
Тянулись дни. Родители перестали упрашивать меня и выталкивать за дверь по утрам, а вот Тони не уставал повторять, какой я замечательный. В те времена не было принято поддерживать и утешать своих родственников. Нет, тебя угрозами заставляли стать тем, кем ты должен быть. Однако именно благодаря словам Тони мне удавалось ежедневно преодолевать путь до школы и высиживать те мрачные часы, когда мой мозг прямо закипал от незнания ответов. Я просто боялся подвести брата. Я был непроходимо тупым, но не хотел, чтобы и он считал меня таким же.
Даже когда Тони перестал учиться, он все равно каждое утро провожал меня в школу – иначе меня было не заставить. Брат сам просил отца отпускать его на двадцать минут. Шли мы молча, да и в классе я никогда не поднимал руку и не произносил ни слова. Я практически сползал под парту, чтобы меня не замечали.
Три года спустя учитель все-таки пришел к нам на ферму. Я уже был дома и занимался курами. Заметив мистера Даггена во дворе, я спрятался за курятником. Мать взволнованно вытерла руки о фартук и подошла к нему. Они быстро о чем-то переговорили, и мама направила учителя к отцу, который работал в поле вместе с Тони. Брат вскоре вернулся.
– Чего он хотел? – Я выбежал из своего укрытия и перехватил Тони, когда он уверенно шагал к задней двери дома.
– Не знаю. Мне велели пойти попить чаю.
– Для чая еще рановато. Это из-за меня, да?
– Говорю же, Морис, понятия не имею. Я жутко проголодался. Возвращайся в курятник, а я подойду через минутку.
Я послушно вернулся и, прислонившись к деревянным дощечкам, начал размышлять о том, что меня ждет. Неужто отправят в специальное место, куда свозят всех людей, которые не способны прочесть и строчки из книги? Я ходил кругами, пиная попадавшихся мне под ноги кур.