Когда выходит отшельник
Шрифт:
– Я иду думать, – сказал он.
Вейренк знал, что Адамберг никогда не уходит, чтобы думать. Он в принципе не умел это делать – думать в одиночестве, усевшись у камина, размышлять, сортируя информацию, взвешивая все за и против. Его мысли, можно сказать, формировались еще до того, как он начинал думать. Комиссар ушел, чтобы оставить его наедине с Эстель.
Вернувшись домой, Адамберг достал помятую сигарету из старой пачки, оставленной его сыном Кромсом. Он скучал по сыну. Накануне отъезда из Исландии Кромс – по-настоящему Армель, Адамберг впервые
Он скучал и по Лусио, старику понравилась бы история с пауками, но он этим утром уехал в Испанию навестить родных. Адамберг открыл дверь, выходившую в маленький садик, внимательно посмотрел на деревянный ящик под деревом, служивший им скамейкой. Подошел и сел, закурил сигарету Кромса и решил, несмотря ни на что, подумать. В итоге не так уж и плохо, что его сына сейчас нет, что он не стал свидетелем путаницы у него в голове, в которой ножки паука бессмысленно дергаются среди густой вони мурены. Он, конечно, не станет рисовать эту картину сотрудникам комиссариата, информируя о первых шагах своего расследования. Он прислонился к стволу дерева, вытянув ноги на ящике. Или соврать, скруглить углы? Но, даже скругленные, они все равно будут слишком заметны. Думать, нужно думать.
Глава 12
Утром Фруасси встретила Адамберга встревоженным взглядом, и тот сразу определил причину ее беспокойства.
– Вы не завтракали, комиссар?
– Это не важно, лейтенант.
По дороге к себе в кабинет он сделал Вейренку знак зайти.
– Луи, я заснул как-то неожиданно. А в пять часов, проснувшись под деревом, написал вот это. Ровно две страницы, где собраны имеющиеся у нас данные о пауке-отшельнике, об этих смертях, о сиротском приюте и выводах профессора Пюжоля. Не мог бы ты хоть немного привести в порядок этот текст и напечатать его на нормальном французском языке?
– Дай мне десять минут.
– Кто сегодня на месте? – спросил Адамберг, изучая график на доске.
– Народу немного. В прошлую субботу и воскресенье сотрудники выходили на работу сверхурочно из-за внедорожника. Сегодня взяли отгул.
– И кто в наличии?
– Жюстен, Керноркян, Ретанкур, Фруасси. Мордан завершает вторую фазу отчета, но не здесь, а дома.
– Вызови еще кое-кого, Луи. Будет лучше, если это сделаешь ты.
– Ты решил уведомить команду?
– Разве не ты посоветовал мне это сделать? И был прав. Собери их. Данглара, разумеется, а еще Мордана, Вуазне, Ламара, Ноэля, Эсталера, Меркаде. Подготовь нужное количество копий моего текста, когда его поправишь. Начнем совещание в одиннадцать часов, не стоит слишком рано поднимать людей с постели, а то приедут в плохом настроении. Пусть лучше оно испортится во время встречи.
– Вполне вероятно, так и случится, – пробормотал Вейренк, просматривая записи Адамберга.
– Обычный ксерокс не работает, придется снимать кота.
В этот момент вошла Фруасси с полным комплектом для завтрака. Поднос слегка дрожал у нее в руках, чашки позвякивали.
– Я завернула кофейник в полотенце, – сообщила она. – Так он подольше не остынет. Я и вам принесла чашку, лейтенант, – добавила она, выходя.
– Что ты ей сказал? – удивился Вейренк, обнаружив на подносе целую гору круассанов. – Что ты неделю не ел?
Он освободил место на столе Адамберга, отодвинув вправо коробочку с пауком, и налил кофе в обе чашки.
– Не такой вкусный, как у Эсталера, – прокомментировал он. – Но пусть это останется между нами.
– По-моему, Фруасси нервничает. Она бледная.
– Очень. И сильно похудела.
На пороге появилась Ретанкур. А когда Ретанкур занимала дверной проем, зона видимости сужалась до предела – и в направлении дальней комнаты, и в направлении потолка.
– Присоединяйтесь, лейтенант, – пригласил ее Адамберг. – Фруасси принесла круассаны.
Ни слова не говоря, Ретанкур положила себе еды и уселась на место Вейренка, который отправился приводить в порядок заметки Адамберга. Она совершенно не беспокоилась по поводу своего солидного веса и, казалось, превращала каждую новую порцию жира в чистую мышечную массу.
– Я могу с вами поговорить? – спросила она. – Потому что это такое дело, которое нас обычно не касается.
– Немного времени у нас есть, лейтенант, я назначил совещание на одиннадцать часов.
– По поводу чего?
– По поводу дела, которое нас обычно не касается.
– Правда? – недоверчиво спросила Ретанкур.
– Получается, я такой не один. Услуга за услугу. Рассказывайте, что там у вас.
– Случай преследования на сексуальной почве. Скорее всего. Но женщина живет не в нашем округе, а в девятом.
– Она подала жалобу?
– Она никогда не решится на это. И должна сказать, нет ни малейших доказательств, ничего, что могло бы стать основанием для обращения в полицию. Она говорит, что все это ерунда. Но на самом деле она боится худшего, замкнулась и почти не спит.
– Но вы уверены, что она не ошибается. Почему?
– Прежде всего, комиссар, потому, что это нечто гнусное, невидимое и непонятное.
– У меня такое же дело. Невидимое и непонятное. Бывает. Что еще?
– За последний месяц в девятом округе произошли два изнасилования. В трехстах и пятистах метрах от ее дома.
– Ближе к делу. Расскажите, что знаете.
– Это происходит в ванной комнате. Ни угроз, ни слежки, ни телефонных звонков. Только эта проклятая ванная. Напротив нее строений нет. В ванной есть окно, выходящее во двор, стекло в нем матовое.
Ретанкур замолчала.
– И?.. – поторопил ее Адамберг.
– Если вы будете смеяться, даже просто улыбнетесь, хотя бы на четверть, я разорву вас на куски.
– Преследование на сексуальной почве не кажется мне поводом для смеха, лейтенант.
– Но есть только одна деталь, да и то она ничего не доказывает.
Конец ознакомительного фрагмента.