Когда выполняют контракты
Шрифт:
Синий. Четкий, жесткий синий - и тело Джорджа окутывает дымка. Он мертв, но в то же время жив. Его судьба является конфликтом двух систем, лазейку между которыми я использовал, замаскировав призыв длинными рукавами. Не будь их - магии бы не случилось. То, как решится его судьба, зависит от того, какое обоснование победит.
Я вздохнул. Баттлер знает правила игры, и ведет свою линию совершенно четко. Простой человек не смог бы использовать синюю правду настолько эффективно, а значит... Это игра не двух людей. За ним стоит что-то более могущественное... Стоп. Развилка. Я могу признать Баттлера гением, осознавшим суть синей правды самостоятельно, либо ввести еще одну сущность через промежуточные величины. Если ей станет ведьма, допустим, Бернкастель - это укрепит
Я выдохнул. Голова раскалывалась. Я смогу победить в этой игре, если заставлю Баттлера признать существование магии в синем, когда у него не останется способов обосновать ее несуществование. Победой для него будет строго противоположное - загон меня в ситуацию, в которой ни один тип магии будет невозможно использовать или провести через конфликт.
Беатриче, какая же ты все-таки сука.
Я вздохнул, вспоминая, как все начиналось.
Холод, текущий по руке. Уносящий боль и тревогу, оставляя только приятную легкость сброшенных оков. Залитые белым маревом зеркала, увитые прядями тумана окна. И магия - открытая, избыточная, ничем не ограниченная. Зазеркалье было создано из праны, дышало ей - и я глотал столько, смог проглотить. До рези в глазах и боли в легких, как рыба, всю свою жизнь прожившая под толстым льдом с минимальным количеством кислорода, вдруг оказавшаяся в нормальной воде. Это повторялось из раза в раз, и единственное, чего я хотел - остаться тут навсегда. К сожалению, Беатриче была против.
– Здравствуй, Асмодей.
– я невольно улыбнулся, заметив девушку.
– Что привело тебя ко мне сегодня?
Сестра стояла у закрытого окна, всматриваясь в белые клубы тумана. Не знаю, что она видит в них - скорее всего что-то свое. Путь для меня за пределы этой комнаты был закрыт, и способа нарушить запрет я пока не нашел.
– А... Стефан?!
– девушка дернулась, резко обернулась, и спрятала что-то в кулаке - на ее одежде карманов не было.
– Да... Я вот...
Впрочем, по тому, как она держала руки, не спрятав их за спину и даже выпячивая, было понятно - она больше смущена, чем испугана, и скрывает предмет от чужих взглядов только в качестве уступки себе. Она хочет показать, и надеется на похвалу - но при этом слишком смущена, чтобы показать прямо. Такое бывает с художниками, авторами и музыкантами, еще не ставших профессионалами - картины и книги, случайно забытые на самом видном месте, музыка, играющая особенно громко и выключаемая с нарочитой задержкой... Человек жутко хочет выйти из шкафа, но не может, и активно напрашивается на то, чтобы его оттуда достали. Забавно, что для столпов это тоже работает. Забавно... И мило.
– Можно посмотреть?
– я протянул руку в просящем жесте. Вырывать - глупость неимоверное, нужно просто помочь ей пересилить смущение и страх перед негативным отзывом.
– Обещаю, я не буду критиковать.
Асмодей покраснела. Забавно. Рука подрагивает, глаза метаются, а решиться никак не может.
– Не надо, критикуй!
– я улыбнулся. Ага, как же. Наверняка первый раз показывает кому-то кроме сестер... Если не вообще первый. Критики, даже конструктивной, она уж точно ждет в последнюю очередь. Это придет потом, с опытом и твердым осознанием своих ошибок и слабых мест, а сейчас она хочет только комплиментов и внимания. И это более чем нормально.
– Хорошо.
– я кивнул, и девушка неуверенно, но все-таки протянула мне... Носовой платок? Да ладно. Я осторожно раскрыл платок, поддерживая на лице улыбку - она сейчас отслеживает каждую эмоцию, и любой негатив или разочарование заметит точнее профессиональных физиогномистов. Мягко переливающийся на свету с настолько плавно, насколько это вообще возможно, переходящими друг в друга цветами и линиями, золотистой каймой и нежно-синим центральным квадратом, он был великолепен. На одной стороне была тщательно изображена сама девушка: прикрытые почти полностью глаза с длинными ресницами, чуть покрасневшие бледно-белые щёки, немного, совсем чуточку вытянутые вперёд пухлые алые губы... было очевидно - на этом изображении Асмодей готовится именно к поцелую. Ее портрет занимал левую половину вышивки. Вторая же была... Странной. Множество раз сделанные и распущенные швы, от которых остались только схематические штрихи. Правда, самые новые были... Довольно узнаваемы. Фиолетовый с черным там, где должна быть одежда, бронзовый на уровне головы. Господи, вышивка... И вот это - демон.
– Это великолепно, Асмодей.
– я говорил совершенно искренне. Девушка вышивала на совершенно мастерском уровне, и полностью заслужила похвалу. Если так подумать... У нее было около сорока лет на практику.
В глазах - радость, и ожидание. Я вздохнул. Не озвученная фраза висела в воздухе, ведь ее волновала не столько вышивка, сколько фигуры на ней. Это было... Дьявол. Это просто было. И не собиралось исчезать.
– Стефан...
– девушка покраснела, но взгляд оставался твердым и напряженным.
– Могу ли я полюбить тебя?
Дьвол! Я выдохнул. Это было хуже, чем я думал. Гораздо, гораздо хуже. В основе каждого столпа золотой ведьмы стоит грех. Совершенно конкретный и определенный, обговоренный и опошленный чуть ли не во всех религиозных книгах. Гордыня, зависть, гнев, лень, чревоугодие, жадность и... Похоть. Сестры не просто основаны на грехах - они их полноценные воплощения, плоть от плоти выбранной Беатриче концепции. Асмодей, воплощающая в реальность концепцию похоти, не просто так спрашивает разрешения. Ее любовь не имеет ничего общего с обычной, так же, как страсть Вельзевул к кулинарии не похожа на человеческую. Для нее это - физиологическая величина, такая же ощутимая, как для меня магия или душа. Она воплощает в себе все, что может затрагивать похоть. Чем для меня это кончится? Сколько продержится нежный период, когда он перейдет в извращения или измены?
Я выдохнул. Абсолютно все трактаты о демонах четко говорили об этой ситуации. Любая связь с демоном, даже абсолютно добровольная, не может сохраняться стабильной бесконечно. Возможно, она будет вполне искренне любить меня первые годы. Вполне возможно, что я сумею удерживать ее в положительных рамках достаточное время, без ревности и измен. Но... Дьявол. Это риск. Огромный, непредставимый риск. Однажды я уже рванулся в омут с головой, продав душу, и последствия расхлебываю до сих пор. Теперь - это?
Молчание затягивалось. На лице Асмодей проскользнула нервозность, но взгляд оставался твердым. Она ожидала четкого ответа, и, дьявол, я не понимал, каким он будет. Даже если опустить саму сложность отношений с демоном... Это изменит все. Мои отношения с другими столпами, ответственность перед собой и Беатриче, даже просто взгляды на жизнь.
"Асмодей мечтает полюбить и погибнуть за свою любовь" - предупреждающие слова, сказанные однажды Люцифер, вспыхнули в голове. У Асмодей не было кандитур, кроме Кензо, на протяжении почти всей жизни. Морально ей все еще семнадцать - насколько человеческий возраст возможно накладывать на демона. А значит... Да, моя проданная душа и редкие встречи, вкупе с по большей части придуманной ей сладкой болью разлуки только доставит ей удовольствие. Дьявол. Никогда не хотел быть ничьей первой любовью. Это никогда не заканчивается хорошо.