(Когда) я буду с тобой
Шрифт:
Почему же Грегори самому пришлось искать Рэда? Почему мальчишка уверен, что должен был притащить доктора в Центр? Зачем было всё усложнять? Кому это нужно?
– Мне не нужно очищение совести, – улыбнулся проходчик. – Я возвращаю долг.
Он это не серьёзно? Не серьёзное же. Не может такого быть, чтобы кто-то был должен тебе, Нортон. Это ты – всем кругом должник!
– Долг? – Нортон поднялся из кресла и подошёл ближе. – Ты мне ничего не должен.
Мальчишка успел вымахать, став почти одного роста с канцлером, и это подлило масло в огонь негодования. Не то чтобы Грэм вообще отличался высоким ростом, да и обычно это никак не влияло, но сегодня, сейчас… становилось чересчур неуютно. Словно он окончательно потерял контроль над ситуацией.
А контролировал ли ты хоть что-то в своей жизни?
Так и было. Сомнений больше не оставалось. Когда Рэд с виноватой улыбкой посмотрел на канцлера, тот забыл, как дышать. В жёлтых глазах не было и тени ненависти, проходчик не пытался играть раболепие, не пытался изобразить покорность.
Логрэд никогда не был таким послушным. Не с Грэмом, не после того, что случилось.
– Я лишил вас ваших исследований, мессир.
Он играет с тобой. Вновь делает больно. Потому что – имеет право! Смирись. Подставляй другую щёку, Норт. Живей!
– Не называй меня так! – вышел из себя канцлер, замахнувшись. Рука сжалась в кулак.
Мальчишка не сделал шага назад, не шелохнулся даже. Опустил жёлтые глаза и склонил голову. Что-то всё же в нём сломалось – Грэм без труда мог прочитать проходчика как раскрытую книгу. Сломалось, и теперь он всеми силами пытался починить в себе это «что-то».
Это ты его сломал, ты! А тот, кто дёргает за ниточки бедного Логрэда, делает с ним то же, что и ты. Так чья это вина, Нортон Грэм? Кто на самом деле виноват?
Канцлер отшатнулся, словно в лицо ему дыхнули огнём, и поспешно отвернулся. Проходчик вселял в него ужас, но признать это…
– Чего ты добиваешься, Логрэд?
Оказавшись рядом со столом, Нортон скомкал какую-то бумагу – сейчас его не волновало, насколько она важна – и сумел успокоиться. Нервы к Извечным давно полетели, надо бы попросить докторов прописать что-то посильнее. И снотворное. Теперь, когда мальчишка вновь в Центре, без снотворного не обойтись.
– Я хотел бы вернуться к своим обязанностям, мессир.
– Пшёл вон! – не выдержал Грэм.
– Я могу рассчитывать, что моя просьба…
Нортон крепко зажмурился. Он сходит с ума, просто сходит с ума. Нет никакого мальчишки рядом. Нет и никогда не было. Это видение, галлюцинация, кошмар! Игра больного разума.
Всё-таки она и его довела. Протащила по усеянному битым стеклом полу, кинула в огонь, да так и оставила. Одного. С этим ужасным голосом в голове, с необходимостью разгребать всё то, что после себя оставила. Леди Мириам Грэм – вот виновница всего происходящего.
– Твоя комната не тронута, – пробормотал канцлер, борясь с желанием ударить желтоглазого. – А теперь – вон.
Смотри, он готов подставиться. Готов принять что угодно от тебя. Лишь бы заслужить прощение, которого, сам того не понимая, ищет. У тебя, Нортон, именно у тебя.
– Вон! – прорычал Грэм.
Ты забрал его воспоминания. Так чего удивляться, что кто-то другой тоже решил с ним поиграть?
– Благодарю… отец.
Стук каблуков, скрип двери. Канцлер наконец-то остался один, как того и хотел, но легче ему от этого не стало.
Голос в голове продолжал шептать ему имя жены.
Мириам Грэм.
– Ты изменился, – лучезарно улыбается сидящая на кровати женщина.
Закрыв дверь комнаты на замок, я прохожу к столу и присаживаюсь на угол. Окружение кажется слишком пустым, будто не хватает каких-то вещей. Голые стены, отсутствие матраса и постельного белья, никаких штор… Это вызывает тошноту. Уж лучше бы попросился в казарму.
Встряхиваю головой, нервно сглатываю набежавшую горькую слюну. Что я могу ответить? «Я не знаю вас». Или, быть может, «вы прекрасно сегодня выглядите»? Нет, не подойдёт ни то, ни другое. Она ждёт иное.
– Что же ты молчишь? – Серые глаза становятся грустными.
Я отворачиваюсь, но продолжаю молчать. Что же сказать ей? Если бы я знал… Знал ли хоть когда-то? О чём я вообще могу знать, если не помню её?
Голова раскалывается. Мысли становятся рваными, непослушными.
– Я мертва. Прими это.
Но я тебя даже не помню! Хочется кричать. Спазм сдавливает горло, и не то что вдохнуть – пискнуть не получается. Слова ударяют по голове обухом, шум в ушах не даёт сосредоточиться. Я тону, выныриваю, снова тону… Как?! Вокруг воздух – не вода. Не вода, не вода, не вода!
Жёсткий пол. Тишина. Никого. И боль, видения, страх – всё отступает.
Я один.
***
– Молодой человек! Молодой человек! – дребезжащий старческий голос требовал реакции, и Рэд дёрнулся в сторону, больно врезавшись затылком в стену. – Да очнитесь же вы! Я, конечно, всё понимаю, новые веяния… мнэ-э… моды, но спать на полу… Нонсенс! Пожалели бы свой организм!
Проходчик разлепил глаза, пытаясь сфокусироваться на низеньком сухощавом старичке. Тот упрямо двоился в глазах и никак не хотел собираться в единое целое. Резкая боль в животе заставила Логрэда свернуться клубком и зашипеть. Хотелось скулить, забившись в угол, но в покое его, видимо, так легко не оставят.