Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей
Шрифт:
Беженцы жили в ужасающей нищете. Я некоторое время проработала с детьми, слышала их рассказы, видела их рисунки, в которых они выплескивали свои ночные кошмары: окровавленные тела убитых отцов. Больше всего здесь было женщин из Сребреницы, которых под дулом автомата выгнали из селения, позволив взять с собой лишь то, что умещалось в руках. Всех мужчин и мальчиков старше семи лет, все мужское население поселка, семь тысяч человек, загнали в лес и просто уничтожили, зарыв в братских могилах в попытке скрыть эту бойню.
За этой этнической чисткой, не пытаясь ничем помочь, наблюдали силы ЮНИПРОФОР, защитных сил ООН, солдаты из Нидерландов.
Однажды
«Простите, не найдется ли у вас мыла, я бы хотела помыть своих детей», – вежливо обратилась она к нам.
Я ответила, что это административный офис, а склад с припасами находится в другом месте. Я предложила ее мальчику печенье, и он взял его, но есть не стал. Мне это показалось странным, однако пока я размышляла о поведении мальчика, его мать упала без чувств.
Когда она пришла в себя, мы ее расспросили. Ее выдержка и немногословность внушали уважение. За чашкой чая она рассказала, что они жили прямо под мостом, что ее муж погиб, а она с детьми скитается вот уже полтора года. Я неуклюже протянула ребенку остатки печенья и решила разыскать жилище для этой женщины и ее детей.
Тот день преподал мне два урока: во-первых, несмотря на испытания, женщина способна сохранить чувство самоуважения и достоинства, как та, которая не желала отказываться от гигиены для себя и своих детей. И во-вторых: ребенок тоже способен на самообладание, как тот маленький мальчик, который не съел ни единого кусочка печенья до тех пор, пока не отнес его своим братьям.
Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) и международные стабилизационные силы ООН аккредитовали меня для наблюдения за первыми со дня окончания войны выборами. Я поступила в распоряжение одного из крупнейших контингентов вооруженных сил США на Балканах и должна была переехать из Тузлы на базу «Игл», расположившуюся возле города Брко.
В те дни дорожных знаков было немного, да и те, что были, далеко отстояли друг от друга, поэтому поездка по инструкции, записанной на клочке бумаги и гласящей: «Повернуть налево сразу после белого столба, проехать семь с половиной километров на юго-восток и искать большой камень», обещала быть непростой.
Американская база, напротив, служила рекламой американской военной мощи. Складывалось такое впечатление, будто сюда, в Боснию, аккуратно перевезли кусочек Америки. Пехотинцы размещались в основном в палатках, соединенных деревянными настилами, чтобы солдаты не пачкали ног. Меня поселили в отдельную палатку, поблизости от которой жили женщины-военнослужащие. На территории базы находились часовня, библиотека, две огромные столовые, в которых предлагали колу и жареного цыпленка, бильярдная, компьютерный центр и кинозал – все собрано из подручных материалов. Самой большой драгоценностью базы стала гарнизонная лавка, дарящая ощущение дома вне дома, магазинчик, в котором можно было купить все – от тампонов до футболки, шампуня и компакт-дисков. По правде говоря, магазин обслуживал только персонал и служащих базы, но многократно состроенные глазки и мольбы позволили и мне отправиться туда за покупками. С собой я взяла список, составленный по просьбам работников благотворительных организаций в Тузле, знавших о моем проникновении на территорию военной базы США.
Для выполнения одного из заданий ОБСЕ я выехала с базы в составе пехотного подразделения.
Первое мое знакомство с «хамви» оказалось довольно неприятным. На меня надели обязательный бронежилет и усадили вплотную к ногам солдата, простоявшего все время поездки спиной к направлению движения. Его голова и руки находились выше крыши машины, чтобы он мог в случае необходимости прикрыть тылы пулеметным огнем. Мало того, пристегнутые к центральной раме «хамви» солдатские «М-16» (американская штурмовая винтовка) смотрели мне прямо в лицо. Хуже всего было то, что близость огнестрельного оружия испугала меня только в первый день, а потом я к нему просто привыкла.
Время от времени патруль останавливался и проверял обстановку в деревне или у пункта голосования. Иногда солдаты уклонялись от правила не заводить личных отношений на службе и разговаривали с детьми, угощая их сладостями. Забавно было наблюдать за тем, как молодые американцы показывали великолепные баскетбольные броски детям из лагеря для беженцев. Несмотря на униформу и полную амуницию, в такие моменты солдаты казались немногим старше детей, с которыми они играли.
Именно во время одной из таких остановок по иронии судьбы я кое-что узнала о своих детях, так сказать, из первых рук.
Конвой остановился для осмотра маленького городка рядом с сербской границей. Серое небо изливалось моросящим дождем, и дорога была скользкой и неровной. Наши машины оставляли глубокие колеи на дороге, и я неуклюже скользила по грязи. Здесь не было ни одного дома, не отмеченного войной. Каждый фасад был разукрашен шрапнелью, в окнах не было стекол. Вместо них виднелись старые мешки из-под муки и куски полиэтилена с голубыми печатями ООН. На многих домах недоставало крыш, в стенах зияли дыры. Деревьев практически не осталось: местные жители рубили их на дрова, которыми топились ненадежные печки в лагерях беженцев. Нас с капитаном окружили четверо вооруженных солдат, и мы отправились к полуразвалившемуся от бомбежки зданию, в котором находилась кабинка для голосования. Там работали добровольцы со всей Европы. Внезапно меня окликнул человек в форме международной полиции ООН. На малайском.
Казалось, он был шокирован тем, что видит меня здесь, в Боснии, в сопровождении солдат ОБСЕ, облаченную в бронежилет. Я же была удивлена не меньше его, услышав обращение ко мне на малайском.
– Вам интересно, что происходит с вашими детьми? – спросил он. – Принц говорит, что вам нет до них никакого дела.
В считанные доли секунды я ощутила потрясение, обиду и радость. Потом решила собраться с силами и вытянуть из этого человека как можно больше информации.
Поддавшись уговорам, малайский полицейский смягчился и посмотрел мне в глаза.
– Так что, вам правда интересно? – с явной издевкой произнес он.
Я подавила в себе страстное желание врезать ему по физиономии и сосредоточилась на том, чтобы остаться спокойной.
– Да, конечно интересно. Я хочу знать, какого они роста. Я вообще хочу все знать о своих детях. Вы видели их фотографии в газете? – произнесла я на малайском.
И тогда он мне все рассказал.
Перед отправкой в Боснию его откомандировали в полицейское отделение Тренгану. Он провел довольно много времени во дворце, служа королевской семье.