Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей
Шрифт:
Нам пришлось творчески подойти к приготовлению пищи, поскольку в нашем распоряжении были только керосиновая плита с одной горелкой, двухсотлитровая бочка, пластиковая миска для мытья посуды и шкаф, наполненный консервированным тунцом, сардинами, крекерами и местным рисом. Когда темнело, мы пользовались светильником и парой ламп. Днем температура и условия, в которых мы раздавали еду, были настолько невыносимы, что мы становились овощами еще задолго до девяти утра. Мы вынуждены были подниматься до рассвета.
Однажды ночью, вооружившись шахтерским фонарем, я отправилась на улицу, в туалет. Нашему инженеру по сантехнике удалось сконструировать туалет, в котором смыв осуществлялся водой из ведра. Там был даже импровизированный душ: подвешенное над грузовым поддоном ведро с водой и прикрепленная
Моргая, чтобы приспособиться к лунному освещению, я разглядела на нашей территории троих или четверых мужчин, которые о чем-то шептались. Легкий шорох рации дал мне понять, что передо мной солдаты. Я узнала голос одного из координаторов службы охраны «Кеа», Боба Макферсона. Он говорил чуть слышно. На фоне ночного неба вырисовывались контуры бинокля ночного видения на голове одного из солдат. Меня не обеспокоило их присутствие, потому что солдаты ИНТЕРФЕТ патрулировали местность день и ночь, заботясь о нашей безопасности.
Заметив меня, солдаты кивком поздоровались и развернулись, чтобы беззвучно исчезнуть в тихой ночной темноте. Боб объяснил, что на соседней территории ожидали появления индонезийцев, решивших поиграть в разведку боем. Я не стала спрашивать, вооружены ли они, потому что на самом деле мне не хотелось этого знать.
Я хорошо владела индонезийским, поэтому выступила в роли переводчика, а также помощника координатора по размещению и специального посла. К тому же мне в обязанность вменялось поддерживать связь между «Кеа Интернейшнл» и Гражданским вооруженным координирующим центром на ежедневных брифингах, чтобы мы всегда были в курсе того, какие зоны для перемещений можно считать безопасными и где и какие действия предпринимают военные и милиция.
Казалось, работа в Дили никогда не кончится. Нам катастрофически не хватало свободных рук, но, объединив усилия, мы были вознаграждены переменой местной жизни к лучшему. Иногда я видела, как озаряются лица людей, чьи семьи нам удалось воссоединить, и мне каждый раз приходилось подавлять в себе желание вообразить мою семью на их месте. Мысли о личном почти не оставляли меня в покое, и я понимала, что с географической точки зрения я приблизилась к Шахире и Аддину. Я надеялась, что известие о моем присутствии в Восточном Тиморе каким-то образом просочится к ним в Малайзию, потому что репортажи о непрекращающихся пожарах в этих местах не сходили с экранов и передовиц. В моей борьбе за общение с детьми до сих пор не было никаких перемен.
Дорога вдоль побережья, по которой я вела небольшой пикап с припасами, была узкой и каменистой и проходила по краю глубоких расщелин. Мы направлялись в Бакау, двигаясь в составе конвоя ИНТЕРФЕТ. Этот маршрут часто становился объектом разовых нападений милиции, что делало его небезопасным для прохождения без вооруженного сопровождения. Наш военный эскорт решил воспользоваться случаем и провести учения: устроить импровизированную засаду, чтобы показать работникам «Кеа», как вести себя в подобных ситуациях.
Быстро притормозив на обочине, как только прозвучал условный сигнал, и следуя указаниям старшего офицера, я спрыгнула с подножки пикапа. Соприкоснувшись с землей, я услышала хруст и ощутила острую боль в левом колене. Я не сдержала вскрика, но смогла взять себя в руки и дохромать до охраняемой зоны. Когда учения закончились, я доковыляла до пикапа и водрузила себя на водительское место. К концу дня боль в колене усилилась, скорее всего от трехчасовой езды туда и обратно.
Когда мы вернулись в лагерь, американский военный врач присвистнул, глядя на мою распухшую коленку, которая в тот момент напоминала перезревший арбуз. Мне привязали к колену холод, кое-что дали выпить из армейской аптечки и сказали, что какое-то время я буду ходить на костылях, потому что умудрилась надорвать крестообразную связку.
Каждый день в Тиморе давался с трудом. Из-за влажности было невыносимо тяжело передвигаться, а количество работы, необходимой для того, чтобы восстановить жизнь, было удручающим. Все наши сотрудники жили в тех же условиях, что и местные, однако видеть вокруг себя решительных коллег было одновременно прекрасно
Постепенно условия жизни стали меняться к лучшему, и новые члены «Кеа» прибыли нам на смену. Региональным директором «Кеа Интернейшнл» в Восточном Тиморе стал канадец Стив Гвинн-Вахан, опытный работник по оказанию гуманитарной помощи, свободно владевший португальским, английским и французским. Его почти двухметровая фигура вызывала безудержное веселье среди местных коллег, рядом с которыми он казался просто гигантом. Он был наделен прекрасной сообразительностью и логикой, что позволяло ему «смотреть в корень» каждой проблемы и не попустительствовать глупости и непрофессионализму.
У нас появился и новый глава службы безопасности: Крис Аллен, отставной майор, красавец с веселой кривоватой улыбкой и солдатским юмором. Он служил в элитном Третьем десантном батальоне резерва СВ и был командирован со специальной авиадесантной службой Великобритании в Африку и Северную Америку. Получив несколько ранений, он оставил службу и отправился учиться в университет. Крис увидел в новостях сюжет о событиях в Тиморе и обращение за помощью к добровольцам, пошел в «Кеа» и подал заявление на работу в Дили. За то время, пока мы вместе работали в Восточном Тиморе, мы с ним пару раз хорошенько сталкивались лбами, но эти стычки лишь заложили основу крепкой дружбы, которая жива и по сей день. Я несколько раз вверяла свою жизнь в руки Криса, а он поддерживал мои безумные идеи и никогда не позволял себе обращаться со мной как с «хрупким сосудом». Я вообще сомневаюсь, отдает ли он себе отчет в том, что я – женщина, потому что зовет меня Пиж. Несмотря на все протесты, он выволок свой бивуак на улицу и поставил его перед входом в нашу спальню, заявив, что так сможет присматривать за нами, когда мы будем спать. Я же подозреваю, что немалую роль в его решении сыграли выпускаемые нами газы и ночное скрипение зубами, которыми все страдали из-за диеты, состоявшей из консервированной рыбы и крекеров.
Будучи помощником координатора по размещению, я руководила возведением лагеря для тысяч сломленных беженцев, многие из которых были серьезно больны вследствие проведенных в джунглях без еды и воды недель. Ядро лагеря располагалось в руинах католической школы для мальчиков, Дом Боско, ставшей свидетелем активных действий милиции.
Превращение пожарищ в жилье оказалось грязной работой. Необходимо было проверить шаткие стены, вычистить после боев пол и обязательно защитить жилища от непогоды с помощью непромокаемого брезента, выделенного Комиссией ООН по правам человека. Приближался сезон дождей. Я изобрела крепление с бутылками из-под воды, наполненными землей, чтобы не сдувало импровизированные крыши. Моряки с судна канадских вооруженных сил «Протектор» и американские морские пехотинцы, направленные мне в помощь, были бесподобны. Они забирались на коньки шатких крыш и укрепляли балки. Правда, я бы предпочла, чтобы они делали это не будучи полностью вооружены, потому что чудом увернулась от случайной пули, пущенной одним из моряков. Мы отдыхали, и пуля со свистом вонзилась туда, где только что была моя голова. Но если не считать этого досадного недоразумения, мы очень весело проводили время, работая молотками и обмениваясь шутками.
Как я ни старалась, мне так и не удалось открыть обгоревшую дверь, ведущую куда-то из центрального зала, который мы расчищали, поэтому я позвала на помощь пару крепышей из американских зеленых беретов. Один мощный удар – и дверь слетела с петель.
Я вошла в небольшую комнатку с метлой и лопатой и застыла, пытаясь понять, сколько времени мне понадобится на ее расчистку. Вместе с сержантом мы стали разбирать упавшие на пол обломки крыши, и не прошло и пяти минут, как моя лопата наткнулась на что-то мягкое. Находка оказалась почерневшими человеческими останками. Я отступила и, присев возле входной двери, стала вглядываться в кучу обгоревшего мусора, покрытую пеплом и грязью. Потом сняла с плеча рацию и вызвала штаб ИНТЕРФЕТ, стараясь говорить как можно беззаботнее на этой открытой частоте. Меньше всего нам хотелось сейчас собрать вокруг этого места огромную толпу из местных жителей, которые будут стараться опознать погибшего. К тому же такое зрелище слишком тягостно для людей, потерявших своих близких.