Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
– Давай, садись, никто тебя не обидит. Мы, конечно, уже порядочно пьяненькие, но не злые.
– Он придвинул ей стул.
Эрен потерянно глядел на происходящее, мысленно задавая себе десятки вопросов, но давал на них неутешительные ответы. Развернувшись всем телом, схватился за спинку стула и опустил на руки подбородок, затем принялся нервно кусать изнутри щёку. В его сознание больно врезался образ Микасы: её дрожащие губы, ободранные коленки в полосках от травяного сока и две крупные прозрачные слезинки, скатившиеся по испачканным щекам. Измученная, уставшая, до смерти напуганная - далёкая на расстоянии нескольких шагов, его родная и милая: он всего
В дверях послышалась возня, после чего в зал протолкнулся швейцар, которого за грудки тряс господин Бруно. Отчим Микасы был изрядно пьян, одежда его была рваной и грязной, а сам он едва стоял на ногах, но по обыкновению находил в себе остатки ресурсов лезть в драку.
– Пропусти меня, урод!
– кричал он на швейцара, затем оттолкнул его и грозно двинулся в сторону стола, за которым сидела падчерица.
– Домой! Живо! Чего расселась здесь, совсем мозги просрала уже?!
Судя по тону голосов, люди за столом начали его стыдить и просить уйти, отказываясь подпускать к Микасе.
— Что это за омерзительное животное, орущее на ребёнка? — гневно выпалила Карла, оторвавшись от десерта. — Может, попросим администратора вызвать полицию?
Эрен задержал дыхание, мышцы мальчишеских ног напряглись, готовые отнести своего владельца прямиком к месту возможной схватки. Гриша дернул сына за рукав, заметив в его позе нездоровое оживление:
– Не крутись. Там полно взрослых, сейчас разберутся.
– Там моя одноклассница! Её отчим подонок, он над ней издевается!
– И что ты сделаешь? Побежишь на того пьяницу с кулаками?
– строго спросил Гриша.
– Сиди спокойно. Если ситуация не разрешится, позвоним в полицию и сами отведём твою одноклассницу домой.
– Но ведь… но они же… Эти люди ей никто! Вдруг они её обидят?
– Что-то не похоже, чтобы они собирались её обижать.
Светловолосый господин с невозмутимым лицом выпил рюмку, подошёл к паре бугаёв в чёрных костюмах за соседним столиком и о чём-то их попросил, а затем достал толстый кожаный кошелёк, отсчитал пачку наличности и всучил её в руки администратору:
– Сделайте так, чтобы эта шваль сюда больше не вошла. Мои ребята сейчас всё уладят, а вы продолжайте спокойно работать, будто ничего не случилось.
– Непременно организуем, Вадим Александрович, - залебезил администратор, судорожно пряча во внутренний карман пиджака купюры.
Двое здоровенных мужчин с гордым спокойствием взяли под руки Бруно, как тряпичную куклу, и быстро выволокли за дверь, не обращая внимания на его яростный скулёж. Микаса прикрыла обеими ладошками рот и округлившимися глазами наблюдала за удаляющейся фигурой отчима.
– Охрана у вас, конечно, говно.
– Светловолосый господин прикурил с важным видом.
– Если б не вкусная еда, ноги бы моей здесь не было. Наймите обученных сотрудников, способных обеспечить порядок.
– Недочёт, согласен с вами, господин Дементьев. Но у нас подобный инцидент - случай исключительный.
– Просто сделайте всё по высшему разряду, как вы умеете, - с безразличием произнёс он напоследок и отправился обратно к столу.
На улице раздался далёкий громовой раскат, воздух посвежел, и через несколько минут начался ливень. Зик радостно протянул руку в окно, ловя кончиками пальцев упругие мощные капли, Карла сетовала на то, что не сняла перед уходом с верёвки бельё, которое сушилось на балконе, а Гриша с Диной обсуждали, во сколько завтра следует забрать Эрена, которого сегодня оставят
– А почему Вадим Александрович такой грустный в свой день рождения?
– Как тебе сказать, птенчик… - Женщина удручённо подложила руку под щёку.
– У него жена с дочкой разбились в автокатастрофе перед новым годом. Он с тех пор нелюдимый. Старается, правда, для родни держать лицо, праздники на широкую ногу закатывает, как раньше, байки травит, но видно, что через силу. Сердце у меня не на месте: боюсь, что он изменился, чёрствым стал и тёмным.
– Это так ужасно и печально. Вот прямо и жену, и дочку…
– Да, лапонька, очень грустно.
Родственники с друзьями стали неугомонно хохотать и чокаться. Седобородый сухенький старичок с сочувствием погладил господина Дементьева по плечу и произнёс тост. За окном стемнело, дождь перестал, и воздух наполнился послегрозовым озоном. В зале менялись лица, темы для разговоров, на столах всё чаще появлялся алкоголь. Открыли выход на террасу, и практически все друзья светловолосого господина вышли покурить. Прихватили с собой и маленькую гостью, а седобородый старичок отвязал от одного из стульев воздушный шар и вручил ей.
С террасы без конца доносился громкий счастливый смех Микасы, отчего-то разрывавший Эрену сердце. Ему становилось всё тревожнее в этот странный красивый вечер, сплетённый из пряной свежести, пустых бесед и чужих улыбок. Он перевёл взгляд на сидящего в одиночестве господина Дементьева: тот уставился перед собой и не шевелился, из его глаз катились слёзы и падали в полупустую тарелку. И чем заливистей становился смех на террасе, тем всё больше искажалось болью его лицо. В какой-то момент господин Дементьев не выдержал и закрыл лицо руками, его плечи начали содрогаться в безмолвных рыданиях. Это увидела и Микаса через панорамное окно. Улыбка сошла с её губ, брови нахмурились. Сорвалась с места и влетела обратно в зал. Хрупкая и трогательно смешная с этим воздушным шариком, привязанным к запястью, она обняла со спины господина Дементьева и стала причитать в его красивые волосы, собранные в небрежный хвост:
– Ну, пожалуйста, только не плачьте, Вадим Александрович! У вас сегодня праздник, и вы меня так выручили!
Микаса обливалась слезами, позабыв обо всём вокруг, и продолжала жалобно хныкать в затылок мужчины.
– Ты чего, глупышка? Зачем я, дурак, тебе сдался? Лучше вернись к моим и продолжай смеяться, - виновато отвечал он, оборачиваясь к ней.
– Но вы же плачете, как я могу и дальше там ржать?
Она забралась коленями на его колени и крепко обняла тонкими детскими ручонками, пытаясь утешить, но господин Дементьев зарыдал ещё пуще и уже не мог остановиться. Эрен остолбенел и изумлённо открыл рот, глядя на них - на две сплетённые израненные души, переживающие только им понятное горе. Он не знал почему, но ощущал в этом объятии надвигающуюся катастрофу. Чуть отстранившись от Микасы, господин Дементьев убрал ей за ухо прядь и скорбно улыбнулся.