Когда заговорили пушки
Шрифт:
После победоносного сражения под Ригой прошло три дня. Одни других красочнее и кровавее слухи о страшном поражении шведов успели распространится по близлежащим землям. Одни ужаснулись пробуждению северного медведя, другие обрадовались. Утреннее солнце, в легкой дымке встававшее над кромкой леса, освещало ровные ряды палаток, широкий луг перед вагенбургом и перегородившую бывшее поле боя полуразрушенную стену бруствера. Погибших успели похоронить, раненых разместить в полевом госпитале. Сырой ветер с моря отогнал ночной туман; проснувшийся с расцветом русский лагерь шумел: звуки команд, сержантский матерок, ржание коней.
Петр стремительно шел
– Кругом! Шагом марш! – муштровал пополнение усатый сержант измайловец. Гвардейцы месили грязь на импровизированном плацу за палатками. В ожидании, когда генералы отдадут распоряжение на марш обратно в Ригу, лагерь жил обычной полевой жизнью. При виде государя солдаты лихо взяли на караул, выкатывая от усердия глаза в сторону Петра. Дальше начинались палатки сопровождавших армию мастеровых. Без них никуда, починить порвавшийся мундир, подковать захромавшую лошадь, много работы. Оглушительно ударяли кузнецкие молоты в двадцати кузнях, поблизости негромко урчит паровик… Дальше палатки портных. Около тихо, их работа не требует шума и огня как у кузнецов.
Петр свернул за палатками и остановился посреди дороги как вкопанный. Повернулся к свитским. Непорядок! Меньшиков, с содроганием увидел царевы бешеные, круглые глаза. В мелкой теплой луже, оставшейся после позавчерашнего дождя раскинув руки спал солдат, судя по эмблеме на куртке московского полка. Вечером в день победы пировали, а сейчас не моги! Невысокий человек, в дорогом польском кунтуше с обвислыми усами, над которыми яростно горели серые глаза, по виду шляхтич, двигался навстречу царю.
Все случилось, когда Петр, широко шагая через лужи, подошел к месту происшествия. Внезапно солдат открыл глаза, в которых и намека не было на хмельную расслабленность, одним гибким движением вскочил на ноги. В руке блеснул вытащенный из кителя стилет.
– Умри, тиран! – одним прыжком он сократил расстояние до царя.
Время словно остановилось, потекло жидкой патокой. Пахнуло смертью. Узкое жало клинка отходит назад, чтобы сильнее вонзится в тело. Свитские далеко, не успевают, а остолбеневший Петр успел только поднять руку. Неужели все? Зачем оставил телохранителей в палатке, думал, что в лагере безопасно…
Как шляхтич оказался возле Петра, не понял никто. Высоко в небе молнией блеснула сабля, пронзительно свистнул пластаемый страшным, неуловимым для глаз движением воздух. Голова несостоявшегося убийцы полетела вниз, несколько раз перевернулась и застыла в луже. Тело мгновенье еще стояло, фонтанируя алым, потом упало назад. Тонкая струйка алой крови начала растворяться в помутневшей воде. Время вновь восстановило нормальный бег. С шумом и криками подскочили свитские, сабли и шпаги наголо. Загородили царя телами, оттащили назад, а спасший Петра незнакомец, неторопливо вытер лезвие об одежду несостоявшегося цареубийцы и забросил саблю в ножны, выпрямился горделиво. Меньшиков склонился над вором, расстегнул медный крючок воротника куртки, на солнце блеснул католический крест. Он обернулся к Петру.
– Католик, мин Херц!
Фельдмаршал Головин, склонился над погибшим, с досадой посмотрел на невозмутимого литовца. Лицо стремительно побледнело. За порядок в лагере отвечает он. Как же теперь ловить воров? Не мог цареубийца быть один.
Царь вышел вперед. Круглые глаза все еще горят бешенством, то ли на себя, то ли на того, кто осмелился попытаться поднять руку на помазанника Божия. Шляхтич бестрепетно встретил гневный взгляд и учтиво склонился перед государем.
– Кто таков?
– Граф Казимир Владислав Сапега, Ваше Величество, – литовец смотрит в глаза весело и даже дерзко, впрочем, у потомка славного рода, бывшего одно время первым в Великом княжестве Литовском, на то есть основания.
Сапеги – шляхетский род герба «Лис» в Великом княжестве Литовском, унаследовав в середине XVI века владения Гольшанских, стали пользоваться огромным влиянием. Пик могущества Сапег пришелся на начало XVIII века, когда они вели междоусобные войны с остальной шляхтой, в конечном счете подорвавшие их силы.
– Благодарю граф, – все еще криво усмехаясь, но постепенно приходя в себя, произнес Петр, – жизнь спас. Проси, что хочешь!
– Ваше Величество, я второй день в твоем лагере, хочу попасть к тебе на аудиенцию, но чиновники, находят тысячу причин для отказа.
– Приходи вечером в мой шатер, буду ждать тебя граф.
Слуга, представивший гостя, склонил голову и задернул за собой полог. В шатер вошел Граф Казимир Владислав Сапега, воевода трокский. Уютно, но внутреннее убранство не поражало, у многих шляхтичей куда роскошнее. На походном столе перед Петром на полотняной скатерти в хрустальных кубках задорно искрится венгерское, на блюдах – горки остро пахнущих пряностями кровяных, свиных и ливерных колбасок, сыры, ароматный, только что испеченный пшеничный хлеб. На губах царя приветливая улыбка. По правую руку высокий и худой молодой человек с наглым лицом, на плечах полковничьи погоны. Литовец уже научился различать воинские звания у московитов. Меньшиков, фаворит царский, понял он. Что находится дальше не видно, длинные, искусно расписанные раскладные перегородки перекрывают обзор, и кто еще может там прятаться, непонятно.
Граф снял шапку, украшенную дорогим павлиньим пером, с достоинством наклонил голову:
– Рад приветствовать Ваше Величество.
Петр поднялся, взяв за плечи, крепко тряхнул, указал рукой на накрытой стол:
– Присаживайся граф, не откажешься поужинать с русским царем?
– Не откажусь, – немного с акцентом, не чинясь, произнес литовец и присел напротив. Из-за тонкой преграды шатра послышались грубые мужские голоса, армия отдыхала после трудного сражения.
– За укрощение шведского хищника! – провозгласил, поднимая бокал Петр.
– Виват – дружно поддержали, вставая сотрапезники.
Гости принялись кушать. Об утреннем происшествии не сговариваясь решили не вспоминать. Граф не хотел упоминать о покушении, несостоявшийся убийца был единоверцем, царь, потому что откуда пришел удар еще непонятно, следствие только началось, а зацепок никаких. Насмерть зарубил Сапега вора, сие подозрительно, но опять же не будь его, никто не успевал защитить Петра. Пока ужинали царь был весел, рассказывал, как король шведский без памяти бежал от русских войск, хвастался захваченными трофеями. Литовский граф поддерживал веселье, но ни словом не упоминал причины, приведшие представителя одной из могущественных шляхетских фамилий Великого княжества Литовского в русский стан.