Когда закончилась нефть
Шрифт:
— Я ему запретил в этой деревне показываться. Он меня слушается… Знаешь, что тяжелее всего?
— Что?
— Спирт картофельный. Приходиться его пить с ними… Ужасно после него приходить в себя — словно с того света возвращаешься. Ходишь дня три, как контуженый, и настроение такое, все время покаяться тянет. Упасть на колени и все им рассказать…
— Он самый крепкий в мире, говорят, мне наливали…
— Ты не пей… Тебе это незачем…
— Они ведь и не знают там, в городах, что никакой технологии выращивания картофеля нет: бросаешь его в землю, и он сам растет. Ты расскажи кому-нибудь из бывших москвичей, может, они организуют где хозяйство и самостоятельное поселение. Без этих киборгов… Боже мой… Зачем я осталась тогда, были же билеты в Чехию уже куплены…
— Не все так просто с этим картофелем, понимаешь… Ты вот сажать его как собираешься?
— Просто выкопаю ямку, положу проросшую картофелинку, сверху навоз и закопаю до осени.
— Глупышка моя, ну покакаешь ты сверху на какую-нибудь картофелинку, а где ее взять, проросшую? Чтобы прорастить — надобно запас иметь. А у нас людям в городах жрать нечего… Может, по одной кто-то и закапывает, но на это всем не выжить…
— Ты уже иногда начинаешь говорить с этим дурацким акцентом…
— Не горюй, Алена, у меня знакомые хорошие уже прибрали к рукам завод по производству резиновых сапог… Мужики ведь не смогут без натурального обмена. Все равно им надо торговать. А это наш шанс… Мы здесь нужны, понимаешь? Чтобы изнутри контролировать ситуацию. Побудь со мной еще полгода, потом отправлю тебя к ним эйчаром. Мне здесь совсем будет плохо без тебя…
— Чего ты добиваешься здесь? Поехали вместе… сейчас прямо…
— Все равно все идет к тому, что будут создаваться органы самоуправления, я хочу занять какой-нибудь важный пост. Не сможет каждая деревня существовать обособленно — мы уже торгуем за четыре села… Я им напою в уши про скидки и оптовые закупки… Когда я стану кем-то здесь, в деревне, — нам всем будет проще… Будет проще восстанавливать цивилизацию… Все, что мы потеряли. Будем мы еще работать в офисах и есть в ресторанах… Если не мы, так дети наши… Тут семью одну подвезу, поможешь им обжиться. Четыре толстые тетки, мужичонка вполне деревенского вида и трое детишек…
— Иди ко мне, любимый… Я иногда так рада, что все это случилось… Я в итоге нашла тебя, свою настоящую любовь… Без расчета и планирования… Милый…
Они упали на холодный деревянный пол, медленно раздевая друг друга.
В деревенских домах даже в самую жару пол был прохладным. Без всяких систем вентиляции.
Сергей Алхутов
СТЕКЛО
Деньги должны быть прозрачными — тогда за ними видно людей.
Мы часто используем эту пословицу, но вряд ли думаем о том, что раньше у нее был прямой смысл. Не зря в народе мелкую монету до сих пор называют «стекляшкой».
Наши предки и вправду пользовались деньгами, сделанными из стекла. Было это в те времена, когда свое стекло они варить не умели. Все ходившие по рукам деньги достались им от их предков, а тем — никто не знает откуда.
Соседи наших предков, богатый и воинственный народ же, пользовались деньгами из обезьяньих зубов, и деньги эти имели широкое хождение между народами. Люди поговаривали, что часть этих денег, сделанная из зубов побежденных противников, со временем становится все больше и больше. Же богатели и оттесняли наших предков вглубь лесов.
Однажды вождем нашего народа стал человек по имени Гирара. Вот правдивая история о том, что случилось с Гирарой.
Три года Гирара правил людьми, а потом собрал стариков и сказал:
— Наши воины мужественны, но бедны. Надо добыть много стекла и сделать много денег. На эти деньги мы сможем вооружиться, победим же и вернемся в земли наших отцов.
Старики принялись объяснять ему, что много стекла не бывает и не может быть. Но вдруг взял слово самый дряхлый из них, плешивый Апаи:
— Далеко на северо-востоке лежит Белый лес, а за ним Стеклянная земля. Прямая дорога к ней ведет через земли же, но, если договориться с патачо, можно пройти их землями, а оттуда плыть по большой воде на север. Есть еще путь — сушей на север, до Матери Рек Амазуни, а потом плыть по ней, но это опасно — же часто наведываются в эти земли. Да и обратная дорога невозможна — вверх по Амазуни не выгребешь. Надо идти через земли патачо.
— Плешивому Апаи верить нельзя, — сказали остальные старики, — его воспитывали куры. Что хорошего можно от него услышать? Разве от него услышишь правду?
Вечером этого же дня в дом Гирары пришел один из стариков, рваногубый Сапало. Нижняя губа у Сапало была такая рваная, что губную подвеску он носил на верхней губе.
— Гирара, ты хочешь поступить неправильно, — сказал Сапало, — если ты привезешь много стекла, какой смысл в том, что мы берегли для вас?
— Вы берегли его для нас, чтобы мы смогли добыть новое, — ответил Гирара, — мы добудем новое, чтобы вернуть свое.
— Новое обесценит старое, и тогда возвращать свое будет бессмысленно, — сказал Сапало, — если ты отправишься за стеклом, ты лишишь наших людей смысла.
— Старики сказали неправду о том, можно ли верить Апаи, — ответил Гирара, — как я могу верить старикам? Ступай, Сапало, мое решение не изменится.
Вслед за Сапало в дом Гирары пришел молодой бари по имени Орари.
— Я разговаривал с твоим отцом, — сказал Орари.
— Мой отец еще жив, — возразил Гирара.
— Все верно, не пугайся, — сказал бари, — я разговаривал с твоим живым отцом. Он гордится тобой, но не хочет, чтобы ты отправлялся добывать стекло. Он считает, что стекло испортит здоровье и нравы наших людей.
— Так считают старики, — ответил Гирара, — но старики умрут раньше, чем их внуков перебьют воины же. Когда мир меняется, стариков слушать опасно.
— Мир никогда не меняется, — сказал бари, — но случиться может всякое.
Гирара ответил:
— Ты первый раз пришел в мой дом — это случилось. Прежде ты у меня не бывал, и, если больше не придешь, я буду знать, что мир не меняется.
— Случиться может всякое, — зловеще повторил бари и ушел.