Когда закончилась нефть

Егоров Андрей Игоревич

Тэрц не заметил, как вскочил, и теперь мерил крохотную комнатушку широкими шагами.

— Раньше этого потенциала по ракетным гарнизонам вдоволь было натыкано. Сейчас — число таких, как я, сокращается с каждым днем. Если остановлюсь здесь, природа гневно отзовется. Я пробовал — так оно и выходит.

Зеленые глаза Ли давно округлилась. Она верила.

— Где же твой потенциал? Неужели думаешь — твоя смазливая мордашка может изменить мир?

— В багажнике. Сейчас все сложнее, чем в эпоху Хиросимы, — ответил Тэрц.

Ли вспорхнула с места. Тэрц не сомневался — он может часами наблюдать ее походку, покачивающуюся над землей, как не потревоженный ветром огонь свечи.

Но путник бросился за ней.

Они долго смотрели на огромные мешки в багажнике Рафа. Для Ли само наличие груза было подтверждением потенциала, заминированного в автомобиль, однако Тэрц пояснил:

— Икс-палитоксин. В тысячу раз эффективней сибирской язвы или тетродотоксина. Одного мешка хватит, чтобы навсегда отравить Байкал или Енисей. Я двигаюсь по стране, каждый день доказывая, что внутренняя энергия человечества все еще не исчерпана.

— Решение может не быть скорым, — ответила девушка.

* * *

Тэрц не выдержал на десятый день. Даже когда по радио передали о внезапном извержении Этны, Ли не заговорила с ним. Через вечность этого молчания, обостряющегося в дымке пронзительных сибирских закатов и рассветов, путник изменился. Ему стало плевать на бодрствование всех вулканов Вселенной, на упорное вращение Шарика. Чего стоит вся эта суета, если он не может вернуть себе самую неотделимую часть тела? Хотя бы на миг.

— За воротами твоего приюта меня с нетерпением ждет много больше людей, чем здесь, — вместо приветствия Тэрц произнес ритуальную фразу. Ли подогревала чайник на газовой горелке, на деревянном столе стояла плетеная корзинка с земляникой.

Все эти дни они питались раздельно.

— Ты не достоин того, чтобы ехать к ним. Надеюсь, они дождутся и пешего, — ответила Ли, — Твой путь завершен!

Все было кончено — горцы не меняли решений. Тэрца охватило отчаяние. Он чувствовал — земля уплывает из-под ног. Он не доберется до следующей заправки. Он возненавидит хозяйку приюта и лишится своей судьбы, стремительно приобретавшей гибкие формы Ли и ее зеленые глаза.

Разве не повод завести машину, последним рывком снести бензоколонку и соединиться с девушкой в неминуемом взрыве?

— Я любила себя, — Ли словно почувствовала роковую решимость Тэрца и заговорила, — любила этот лес вокруг. Я любила все живое и неживое, лишь бы не любить людей. Мы не можем позволить себе этого. Ты не представляешь, какая эта мука — не любить людей. Высшая степень несвободы.

Ли помолчала:

— Я знаю, у путников есть десятки легенд о том, как это делается. Есть даже близкие к истине…

Девушка приподняла край брючины красного спортивного костюма. Захолонуло от вида ее кожи. На лодыжке темнел браслет-паутинка.

— Все просто. Мы окольцованы, как птицы. Браслетик попрочнее, чем колючая проволока, — усмехнулась Ли, — это самый ходовой товар у горцев.

Тэрц все еще не понимал, что она хочет сказать.

— На браслете датчик. Заправка взрывается, если его расстегивают, если перестает биться сердце горца, если горец отойдет на десять километров от приюта… Каждый горец считает своим долгом научиться срывать застежку, даже если связан по рукам и ногам. Дезертиров среди нас по-прежнему немного, но некоторые решаются и уходят. И браслеты они отдают только своим. То, что путники ничего об этом не знают, лишний раз подтверждает — горцы покидают свои тюрьмы, но не предают. Я тоже никогда не предам.

— Кто же взрывает объекты? — мысли Тэрца путались. Отчего-то он отчаянно боялся того, что хочет сказать ему Ли.

— Любимый, ты удивительный тугодум. На колонке есть детонатор, настроенный на браслет. И несколько килограммов гексогена — удобный материал для восстановления равновесия в мире.

Путник почувствовал, как земля вместе с надеждой подползает под подошвы ног («любимый!»).

— Великолепно. — Ему уже не хотелось разбираться, зачем Ли рассказывает ему все это. — Высасываем твой бензин. Садимся в Раф. Валим во Владик!

Ли покачала головой:

— Я не дам тебе бензина, путник. — Она почесала кожу под браслетом; Тэрцу показалось, хочет сорвать и закончить беседу.

— Но…

Она перебила:

— Отец рассказывал — детонатором и взрывчаткой оборудовали каждую пятую заправку, каждый второй НПЗ. Это уже наши легенды. Жаль, но они умалчивают, какая заправка заминирована, какая — нет. Боевая группа, которая это делала, не оставила записей о местоположений детонаторов.

— Почему ты не дашь бензина? Не хочешь ехать со мной?

— У тебя свой долг, у меня — свой. Выслушай до конца. Каждый горец хочет найти СВОЙ детонатор. Далеко не у всякого получается. Если горец ушел, а приют опустел и не взлетел на воздух, значит, взрывное устройство обезврежено или взрывчатки не было. Брошенный объект становится местом паломничества аферистов всех мастей.

— Зачем ты все это…

— Мой отец нашел детонатор, когда ему было двадцать лет. Сорок лет он пытался найти способ отключить его. Такого способа нет. Говорили — отец лучший инженер Зауралья. Наверное, это действительно так — он сумел перенастроить детонатор на новый браслет. Я согласилась носить его, — словно осматривая смертельную рану, Ли посмотрела на окольцованную лодыжку. — Отец высыхал у меня на глазах. Я знала — ему необходимо уйти. Но настоящий горец никогда не оставит приют без надежного присмотра. Возможно, это программа, которую заложили в нас предки. Вот и все, что я хотела рассказать.

— Зачем? — повторил вопрос Тэрц.

— Теперь ты видишь — я настоящий горец, а не дешевая подделка на девичьих ножках. Ты знаешь — я люблю тебя. И, наверное, чуть лучше понимаешь, каково это — быть горцем. Теперь ты можешь выбрать, потерять все или только меня.

— Как?

— Ах да, я забыла. Отец оставил мне запасной браслет и научил, как его перенастраивать. Возможно, он так же, как и я, верил, что любовь разбивает любые оковы.

— Я все-таки не понимаю…