Когда завидуют мертвым

Цормудян Сурен Сейранович

— А эти долбаные квадратноголовые и толстобрюхие военные… — продолжал Бражник, — они ведь ни черта не умели. Им каждый месяц зарплату повышали, квартиры давали на халяву. А они пуза понаотращивали. Армию всю разворовали. Зато рапортовали, какие они подготовленные и профессиональные. Страна может спать спокойно. И все. Привет. Обгадились, как щенки. Только на кой черт нам надо было ввязываться в войну с голой задницей и такой армией? Да было бы лучше, если бы нас оккупировали.

— Что? — Яхонтов уже с трудом терпел все то, что говорил Тимофей.

— А что? Не так? Ну пусть нас оккупировали бы немцы, французы, американцы. Ну и что? Мы под пятой Москвы жили, и что? Ну, жили бы мы с немцами,

французами, англосаксами и америкосами всякими, что тут такого? Ведь со всякими чурками жили, и нормально. А эти чем хуже? Зато жрали б мы нормальную хавку, пили нормальную водку. Снега бы этого не было. Телевизоры бы смотрели, попивая пиво на диване после работы. Чем плохо?

Варяг смотрел на собеседника из-под бровей. Не надо было быть тонким знатоком человеческой души, чтобы понять очевидный факт. И факт этот был в том, что Яхонтов всем своим существом ненавидел Бражника и его безумный образ мыслей.

— Послушай, Тимофей, — начал говорить он. — Я жил в маленьком городке. В провинции. Мне неторопливым шагом надо было пройти минут пятнадцать до реки. Там можно было загорать, купаться или рыбу ловить. Рядом с городком шикарный лес. Хочешь, грибы собирай. Хочешь, в поход с друзьями сходи. Воздух чистый. Птички поют. А в Москве люди жили в каменной ловушке. В угаре выхлопных газов. В шуме, пыли и в автомобильных пробках. Когда до работы приходилось по два часа добираться. И с работы не меньше. Я никогда не завидовал москвичам. Я сочувствовал им. У нас у кого-нибудь во дворе ночью зеркала с машины украдут, так это жуткое преступление. А в Москве на каждом шагу человек рисковал нарваться на приезжих робингудов с пистолетами и ножами. За мобильник порезать готовы были. А ты мне про что тут рассказываешь? Вы же своих соотечественников убивали! Мы ведь одна страна! Один народ! И Москва лишь один из сотен городов, куда пришла беда. Так чем они хуже нас с тобой, что вы так к ним отнеслись?

— Ты что, — зашипел Бражник. — Ты что мелешь! Ты что, глухой? Ты не слышал, что я тебе сейчас рассказывал?! Ты почему защищаешь их?!

— Да потому, что так нельзя!

— Нельзя?! Это ты МНЕ говоришь?! — Тимофей облокотился на стол, засунув одну руку за пазуху. — Слушай, Варяг. Бери своих шавок и вали отсюда в свою Москву. Только обратной дороги тут вам не будет. Ясно?

— Вот как, значит, — вздохнул Яхонтов, поднимаясь со своего стула. — Ну пусть так. Однако ты не понял меня, Тимофей. Совсем не понял. Бог тебе судья.

— Погоди, родной, — ухмыльнулся Бражник, показывая зажатый в руке пистолет. — За проход по нашей территории платить надо. Мы ведь кордон на границе между внешним миром и московской нечистью. Мы защищаем весь внешний мир от этой падали. И тебя, и таких, как ты, между прочим, защищаем. У нас очень мало автоматов. Так что оставляйте свое оружие тут. И проваливайте. И дозиметр, которым ты тут хвалился, тоже отдай.

— Ты уверен в своих силах? — Варяг прищурился и посмотрел сверху вниз на пьяного Бражника.

— Слушай, мил человек, у нас на кордоне сотня злых мужиков и полсотни голодных собак, которые порвут любого, кто пахнет не так, как мы. Так что подумай лучше о своих силах.

— Ладно. Забирайте. Только пистолет убери.

Варяг как-то сразу согласился с таким заявлением. Николай напряженно посмотрел на Вячеслава и Яхонтова. Вячеслав выглядел тоже растерянным и озабоченным, но искатель был сама невозмутимость. Однако отдавать с такой невозмутимостью оружие было чем-то из ряда вон выходящим для того Варяга, которого они знали.

— Автоматы на стол, — скомандовал Бражник.

Варяг медленно положил свое оружие и кивнул двум своим спутникам, чтобы они последовали его примеру. Когда все три «Калашникова» оказались

на столе, Тимофей убрал пистолет и потянул руки к трофеям.

— А дозитемер? — хрюкнул пьяный Дыбецкий.

— Дозиметр? Сейчас. — Яхонтов стал расстегивать бушлат и запустил руку за пазуху.

Николаю показалось, что Бражник хотел что-то сказать, но с изумлением обнаружил, что в этот момент взмах руки Варяга раскроил Тимофею череп. Короткий языческий меч разрубил голову, дойдя до переносицы. Левый глаз Тимофея выпал. На стол брызнула густая кровь. Дыбецкий попытался вскочить, но Варяг быстро высвободил свой меч из головы мертвого Бражника и воткнул Дыбецкому в горло.

— Берите автоматы и бегом к луноходу! — скомандовал Варяг, вынимая окровавленный меч из шеи второй жертвы. — Славик, бери кастрюлю с мясом!

— А зачем? — Сквернослов растерянно посмотрел на командира.

— Быстро! — зло прорычал Яхонтов. Он схватил свой автомат и достал пистолет Бражника, который тот перед смертью убрал обратно за пазуху. — Ну, живей, чего вы копаетесь!

Они выскочили на улицу. В темноту. Быстрее всех сориентировался с направлением Варяг, указав рукой, куда бежать. Братья наспех надели снегоступы и бросились в указанном направлении. Яхонтов следом. Он несколько раз воткнул меч в снег, смывая с оружия кровь, и вернул его в кожаные ножны, припрятанные под бушлатом.

С неба начали падать первые снежинки грядущего снегопада. Несмотря на царивший на улице холод, Николай чувствовал жар. Он был в шоке от того, что произошло. Человек, которого он знал с детства как веселого и доброго дядьку Варяга, на его глазах хладнокровно убил двух людей, пригласивших их в свой дом. Конечно, это были странные люди. Страшные люди. Судя по рассказам об участи несчастных беженцев и судя по попытке их ограбить. Но ведь эти люди были пьяны и не вполне владели своим рассудком. Неужели нельзя было обойтись без кровопролития? Васнецов даже забыл, что совсем недавно сам хотел применить оружие, когда перепуганный Дыбецкий стрелял в их сторону. Все происшедшее не укладывалось в голове молодого человека, который был уверен, что они почти договорились с этими людьми о проходе. В голове постоянно крутилась мысль о том, что оставшиеся в мире крохи выживших продолжают убивать друг друга. Эти убивали москвичей. Сталкеры убивали этих. Варяг зарезал двух человек… Почему? Неужели нельзя наконец понять, что эта человеческая тяга к вражде, непримиримости и применению оружия довела весь мир до того ада, что сейчас их окружает. Какой еще урок нужен людям, чтобы опомниться? Но с другой стороны, был ли у них выход в этой ситуации, когда человек наставил на них пистолет и требовал разоружиться?

Яхонтов вырвался вперед.

— Коля, не отставай! — бросил он.

Он не мог двигаться быстрее. Один снегоступ слетел с ноги и был потерян. Теперь он проваливался в сугроб одной ногой. Позади послышался какой-то звук. Это было похоже на мычание. Словно человек с заклеенным ртом пытался что-то сказать. Оглядываться нет времени. Николай попытался ускориться, но это у него не получалось. Мычание повторилось. Кто-то преследовал их и был довольно близко. Васнецов хотел было уже обернуться и попытаться разглядеть в темноте преследователя, но тут грянул выстрел. Что-то одернуло его левое плечо. Николай упал и наконец повернулся в сторону преследователя. Вскинул свой автомат. Мыслей о том, что кровопролитие должно прекратиться, словно и не было только что. Васнецов нажал на курок, целясь в призрачный силуэт, маячивший перед ним и быстро сокращающий дистанцию. Раздался всхлип, потом хрип, и кто-то рухнул замертво рядом с ним. Внезапно возникший рядом с ним луч света фонаря едва не заставил Николая дать вторую очередь. Но Варяг вовремя произнес: