Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Смарите, — радостно взвизгнул Трабл, тыча пальцем в книгу.
Ствол «Леопарда» медленно поднимался.
— Жаль звука не прибавить, — улыбнулся Люцифер, — Сейчас начнётся веселье.
* * *
— Монакура, мой хороший... — йолино правое веко конвульсивно дёргалось, левая же скула и вовсе лопнула: из-под повисших ошмётков кожи наружу выбился серый жёсткий мех.
— Как это называется... — Упуаут нетерпеливо тряхнула головой: эбонитовое плечо стоящей рядом Сехмет покрылась капельками крови: богиня жадно слизала их длинным кошачьим языком.
— Артподготовка, — ухмыльнулся
Кулак размером с волейбольный мяч впечатался в броню:
— Огонь, бро. Уважаемые пассажиры, во избежании падения держитесь, пожалуйста, за поручни.
Ствол орудия изрыгнул лепестки пламени: «Леопард» содрогнулся, пассажиры поперхнулись, кое-кто слетел прочь. Неупокоенный фараон Джет даже не пошатнулся. Грозовое облако небесного воинства разорвало в клочья: чёрный дым, белые перья, алые брызги.
— Отлично сработал, Скай!
Монакура Пуу ещё раз плавно нажал спусковой крючок снайперской винтовки и постучал по стволу орудия. Люк на башне приоткрылся, явив бледную татуированную рожу, окаймлённую сальными прядями волос. Нога фараона Джета задралась вверх, будто у кобеля, что метит территорию.
— Неплохо-неплохо, боец. Оказывается ты не только умеешь щипать гитарные струны да тискать мёртвых девок по могилам. Как называется игруха с помощью которой ты научился так виртуозно стрелять?
— Канадский боевой симулятор, — ответствовал лив, — Натовский тренажёр — захвачен вместе с базой под Адажи, помнишь, Соткен?
— Помню, — ответила кривушка, тыча в небо мечом — братом-близнецом йолиного клинка, — Жаль, что там не оказалось ядерной боеголовки — она бы сейчас нам весьма пригодилась.
Небесная дыра — сиреневая по рваным краям и алая в глубине — изрыгнула новое копошащееся облако воинственных небожителей.
— На этом наше преимущество закончилось, — констатировал сержант, — Сейчас они изменят тактику: бросятся врассыпную и попытаются добраться до нас.
— Твои бы слова да Богу в уши, — шипели мучимые жаждой кровососы, — Мы больше не можем ждать.
Новый отряд ангелов плотно сомкнул ряды, зависнув аккурат возле распахнутого космического лона.
Фараон Джет топнул ногой: крышка люка впечатала Скаидриса обратно в чрево танка.
— Идиоты, блять, — хохотнул сержант, меняя винтовочную обойму, — Скай, ну ты знаешь, что делать.
Залп и сумрачная радуга небес вновь покрылась обугленными перьями и кровавыми ошмётками, а дырка в космосе снова исторгла свежий отряд воинов Рая. Эти, однако, не торопились превратиться в пушечное мясо — ангелы прыснули в разные стороны, будто мотыли, спасающиеся от струи дихлофоса.
— Они тебя услышали, верзила, — Теофил Рух спрыгнул вниз: кривые ноги, обтянутые кожаным трико, по щиколотку погрузились в белый песчаник, — Невенка, пойдём ближе к Селести — Святая инквизиция должна держаться вместе, а я не подписывал приказа об увольнении сеньоры Лупастер. Ты с нами, mio cuore?
Соткен неуклюже плюхнулась на брюхо и сползла вниз, цепляясь за ржавые гусеницы «Леопарда». Невенка поймала кривушку и осторожно поставила на землю, будто большого плюшевого медвежонка.
— Ваш танец, Дети Ночи, — коренастая фигура Сехмет дрожала, изменяясь; фигуры вампиров рвались в чёрные клочья, и вот уже вихрь нетопырей взмыл вверх — облепил белые силуэты, что низверглись вниз со всех сторон.
Некоторое время мыши драли ангелов в воздухе — ожесточённо, подчистую. На головы бойцов сыпалась лишь килотонны перьев, измазанных кровавой требухой. Вурдалаки ревели, хлюпали, чавкали и плакали от счастья — так велик был их голод. Дохлые викинги нарушили строй, подняв щиты над головой Госпожи — мерзость с небес вмиг залепила морды нарисованных зверушек. Сехмет, приняв облик львицы, носилась по небу жёлтыми росчерками — в рыке прародительницы кровососов слышались нотки насыщения.
— Надо было покормить эту кошку перед битвой, — голос фараона Джета просыпался струйкой песка, — Сейчас они отожрутся и отвалятся, аки насосавшиеся клещи.
— Угу, — согласился Монакура: точными выстрелами сержант невозмутимо сокращал популяцию небожителей.
Йоля промолчала, лишь коротко рявкнула на скандинавов — стена щитов, измазанных ангельскими кишками, снова воздвиглась неодолимой преградой, защищая танк.
Спустя несколько ударов сердца так и случилось: кровососы, утолив жажду, немного пообмякли, приняв обычный облик, а врагов всё прибавлялось. Теперь уже чёрные фигуры вурдалаков, окружённые белым сиянием, тяжело падали вниз.
— Пойдём, может, полетаем — классикам поможем, — неуверенно предложила Флёр, и это была именно Флёр — огромная синяя «F», намалёванная на её косухе, не давала повода для сомнений.
— Похоже придётся, — без энтузиазма отозвалась Арманда — близняшка щеголяла оранжевой «А».
— Никто, блять, больше не летает! — Йолин голос напоминал волчий вой — взгляд жёлто-зелёных глаз устремился на крышу домика, где сияла маленькая Сигни, окружённая тремя лохматыми ведьмами.
— Ты нам поможешь, малышка?
Стройная женщина в облегающем алом платье присела на корточки возле девочки.
— Я посвечу вам, тётя Морри, но не более того, — шмыгнула носом просветлённая дочь ярла, — Пустота не убивает — Пустота создаёт.
— Да будет так, пробуждённая, — три кельтские богини в унисон поклонились маленькой девочке, — Добавь нам слегка света, и мы сами надерём эти курячьи жопы.
Сигни сложила губки трубочкой и слегка дунула вверх: небо ещё ярче расцвело радужными оттенками. Морриган поднялась на ноги и вскинула ладони к небесам. Просторные рукава сползли вниз, обнажив изящные руки, перевитые сложными узорами искусных татуировок. С кончиков чудовищно отросших ногтей сорвались жуткие клубящиеся сгустки, что вмиг растворились в пространстве, обратившись вязким туманом, окутавшим небесных воинов. Ангелы вязли в нём, словно мухи в густом киселе. Их белоснежные перья дымили, обугливаясь — осыпались вниз струйками пеплами; прямые мечи, искрящиеся небесно-голубым светом, тускнели; гордые лица искажались гримасами боли и стыда. Новый поток небожителей, извергнутый космическим влагалищем, ломая облысевшие крылья, покрытые мерзкой, синюшной кожицей, рухнул на песчаную косу, объятую седым маревом, словно ложка соли в густую пену кипящей похлёбки.