Когти тигра(изд.1972)
Шрифт:
Потревоженные в своем сне под камнями, ослепленные светом крабы ничего не могли понять. Лишь огорченно и растерянно разводили клешнями, будто говоря друг другу: «Неужели? Поймались? Это надо же!»
Лов был удачным. В корзине уже ворочались семь красняков и одиннадцать каменщиков. Вдруг Володька выпрямился:
— Полундра!
От неожиданности Григорий уронил в воду огромного красняка. Метрах в пятидесяти от берега чернел шар. В звездном мерцании, разлитом над морем, тускло отсвечивала его поверхность. Вот он колыхнулся и набычился,
Мина, вероятно, была из той самой семейки, которую растормошил вчерашний шторм. Только эта немного подзадержалась — быть может, заглядывала в какие-нибудь бухточки по пути.
Володька крикнул брату:
— Эй! Еще рогатик! К бате беги! Пусть флотских вызывает!
— А ты?
— На ялике за ней пойду.
— И я.
— Нет. Ну что стоишь? Окоченел? Как дам раза!
Рыдая от обиды и зависти, младший брат припустился бежать.
— Грыцько! Весла тащи!
Спотыкаясь, отчаянно спеша, Володька и Григорий ввалились в ялик.
— Сильно не греби… Табань!.. Снова греби… Табань!..
Мина неторопливо плыла вдоль берега, не удаляясь от него, но и не приближаясь к нему. Конвой на ялике сопровождал ее, держась на почтительной дистанции.
Стало меньше пахнуть водорослями, воздух, насыщенный солью, сделался словно бы плотнее.
Впереди сверкнул огонь.
Володька встал с банки, поднял зажженный факел и принялся им размахивать. Днем мог бы отличиться, просемафорить сигнал «Веди», то есть: «Ваш курс ведет к опасности». Ночью за неимением фонаря пришлось пустить в ход факел. Но это было даже интереснее, больше напоминало кораблекрушение.
Мальчикам очень хотелось, чтобы навстречу шел пассажирский пароход водоизмещением две тысячи тонн, не меньше, рейс: Одесса — Батуми. И чтобы пассажиры толпились у борта, вглядываясь в темноту и переговариваясь взволнованными голосами. И капитан, стоя на мостике, произносил бы благодарность по мегафону. И над морем, навострившим уши, разносилось бы: «Спасибо, ребята, за то, что предотвратили кораблекрушение!» А они, предотвратившие кораблекрушение, тихо сидели бы в ялике и смотрели, как мимо проплывают ряды ярко освещенных иллюминаторов.
Но им повстречался не пароход, а какой-то катер-торопыга. На слух можно было угадать, что он уже не молод, страдает одышкой — вероятно, пора перебирать болиндер.
Сигнал Володьки был отрепетирован, иначе говоря, повторен, в знак того, что понят. На катере помахали фонарем, потом увалились мористее. Вскоре огонек померк и растворился в переливающемся искрами море.
Вот и все. Как-то уж очень по-будничному, без прочувственных речей и слез благодарности!
А за что, собственно, благодарить-то? Выполнен моряцкий долг: товарищи предупреждены об опасности. Так и положено на всех морях и океанах.
МОРЕ
Но потом стало очень холодно. Время, наверное, повернуло на второй час. Минеры не появлялись. А береговое течение продолжало уносить мину дальше и дальше по направлению к мысу Фиолент.
Море вокруг раскачивалось и фосфоресцировало. От беспрерывного мелькания искр щемило глаза.
Но в сон не клонило. Наоборот! Никогда еще в жизни не чувствовал себя Григорий таким энергичным и бодрым. Былой его гайворонской флегмы как не бывало.
Он осмелился попроситься на корму, за руль. Но Володька, видимо, не желал выпускать из рук командования. Он даже не ответил сразу на просьбу, продолжая с напряжением вглядываться в мину, которая, поддразнивая своих преследователей, приплясывала, как дурочка, в отдалении на крутой волне.
Лишь спустя некоторое время Володька удостоил друга ответом:
— Захекался на веслах? Мозоли себе на ручках натер?
Григорий промолчал. При чем тут ручки, захекался? Готов грести хоть до самого Севастополя. Просто ему захотелось, чтобы мина была перед глазами. Надоело то и дело на нее оглядываться.
Его охватил азарт охотника, всепоглощающий азарт, никогда еще до этого не испытанный.
— А дэ вона зараз, Володька? Далэко? Нэ загубы, дывысь!
— Не упущу, смотрю, — снисходительно уронил Володька.
Но он все-таки упустил ее.
Слишком уж фосфоресцировало море, вдобавок еще и переливалось, искрилось, присыпанное звездной пылью. Поди разберись: мина то высунулась из-за волны, сама волна сверкнула гребнем или дельфин спинкой? Звездный ли отблеск промелькнул там, вдали, блик ли это возник на гладкой черной макушке мины?
Володька встревожился, даже привстал с банки, завертел головой в разные стороны. Мины нет. Нет ее, и все!
Но где же она? Берег — справа по борту. Вон явственно видны торчащие из воды, оголяющиеся лобастые камни. Не за тем ли камнем спряталась мина?
— Правым греби, левым табань!.. Да поворачивайся ты!
Однако Григорий и сам понимал, что надо поворачиваться. Пыхтя от усердия, он с лихорадочной быстротой заработал веслами, спеша изо всех сил, боясь упустить эту чертову мину.
— Стоп! — отчаянным голосом закричал Володька. — Вот она! Табань! Табань!
Григорий невольно обернулся. Мина оказалась совсем близко, неожиданно близко. Она словно бы выглянула из-за оголяющегося камня метрах в пятнадцати-двадцати от ялика, удовлетворенно кивнула, а потом подмигнула мальчикам — многозначительно-зловеще.
— Табань, Грыцько! — услышал еще раз Григорий, навалился грудью на весла, но…
Грохота он уже не услышал, не успел услышать, увидел только пламя. Почему-то оно было сбоку и в то же время внизу. Море под Григорием длинно сверкнуло…