Кокаиновый сад
Шрифт:
Рядом с министром почти все время находился врач, то ли терапевт, то ли педиатр, но не личный врач Сергея Петровича, а такой же, как и он, посетитель. Были в этой компании и известный журналист, и доктор наук – химик, и актер театра и кино, он же солист елоховского хора – бас-профундо. Когда артист за кружку пива исполнял какую-нибудь пустяковую арию, стекла в окнах тихонько дребезжали, а кружки подпрыгивали на столах, расплескивая пиво.
Простаивали там и поэты, и писатели, и художники разной известности. Хорошая компания, интересная, а связывало этих людей то, что все они были бывшими. Бывший министр, бывший врач, бывший литературный критик, вот разве что художник оставался художником, да и то потому, что рядом с
А в основном в покровских пивных стоял народ как народ. Таких в любой пивной хоть пруд пруди. Эта, так сказать, основная масса, как и в театре, была удивительно разнообразной: девочки с вульгарными раскрашенными личиками, представительные мужья, зашедшие на пару кружечек, высоколобые философы, нашедшие здесь себе слушателей и даже учеников, редкобородые поэты с усталой ненавистью в глазах, жучки, бичи, различные прохиндеи и даже иностранцы. Этих было видно издалека. У них на лицах была написана готовность принять любую кару за любовь к экзотике и преступное любопытство. В общем, театр со всеми его комедиями, трагедиями и публикой, жаждущей полновесных развлечений.
Именно в «мебельную» пивную и отправились Зуев с Шуваловым. До ее закрытия оставалось более трех часов, а за это время, да с деньгами, можно было не только «поправиться», но и войти в новый виток этого сумасшедшего штопора.
По дороге от метро к пивной Зуев не переставал жаловаться на головную боль и тошноту. Один раз он даже забежал в подворотню, но почти сразу выскочил оттуда с побелевшим, испуганным лицом.
– Кого ты там увидел? – поинтересовался Шувалов.
– Собаку, – на ходу выдохнул Зуев. – Очень на волка похожа.
– На медведя, наверное, – пошутил Шувалов.
– Я серьезно, – ответил Зуев, – и глаза какие-то мертвые. Фу, черт. Честное слово, мертвые и почему-то человеческие. А морда злая, как… – Зуев хотел сказать «у собаки», но вовремя сообразил, что Шувалов подхватит каламбур и опять скажет какую-нибудь дребедень.
– Допился ты, братец, – хохотнул Шувалов, – волки, крысы, черти, кровавые мальчики в глазах… Неправильный образ жизни ведешь. Нехорошо.
Они пробрались сквозь толпу пьющих посетителей и вошли в пивную. Гомон стоял такой, что говорить приходилось в полный голос. Отыскав свободные кружки и разменяв деньги, друзья наполнили кружки пивом и принялись искать себе место. Пока они ходили из одного зала в другой, Шувалов ругался, проклиная тесноту и вонь, но когда они все же пристроились на углу столика, он, будто не было всех этих долгих блужданий, продолжил прерванный разговор:
– Я месяц назад в метро встретил девушку. Блондинка, вся в белом, глаза голубые. Песня, а не девушка. Стоит, голубушка, смотрит на меня как ягненок и глаз не опускает. Народу было много, не протолкнуться. Так мы и смотрели друг на друга, пока я до своей станции не доехал. Очень жалел потом, что не познакомился. И ведь не спешил никуда. Мог вполне проехать с ней пару остановок. А здесь, неделю назад, смотрю, опять она. И тоже в метро. Заметил я ее только перед самой своей остановкой. Почувствовал, кто-то смотрит. Поворачиваюсь – она, дорогуша. Глаза пуще прежнего ясные и невинные. А я как раз спешил на «бардак». Мне бы сообразить, что «бардак» никуда не денется. Нет, автоматом выскочил. Потом всю дорогу волосы на голове рвал. И что ты думаешь? Вчера увидел ее на улице. Хотел из машины выскочить, а там перекресток, у светофора. Пока промешкался, стало поздно. Она на переходе стояла. Стоит и смотрит на меня – заметила. Ох, Сашка, какие у нее глаза – олень, Христос и Венера Боттичелли. А фигура! И вот ведь как не везет. В Москве три раза встретились и не познакомились. Ну, бывает же такое. – Шувалов совершенно искренне расстроился. Его потянуло на мрачное,
Расчувствовавшись, Шувалов заодно отматерил и своих бывших тещу с тестем, а с них перешел на цены и порядки. Так бы и договорили они до закрытия, если бы к ним не подошла странного вида девушка лет восемнадцати. Она была высокой, изящной, с милой детской мордашкой, но удивительно неряшливо для своего возраста одета. Девушка заговорщицки подмигнула и показала Шувалову мужские часы без ремешка. Часы были не новые, пролетарские и не интересные даже для разглядывания. Шувалов, едва бросив на них взгляд, отрицательно помотал головой.
– Десятка, – не скрывая надежды, сказала девушка.
– Ну и что – десятка? – ответил Шувалов. – Куда мне их девать? Вон, хочешь, купи банджо.
– Ты выпить, что ли, хочешь? – поинтересовался Зуев.
Девушка радостно кивнула и убрала часы в карман мятого пальтишка.
– Ну, с этого и надо было начинать, – важно сказал Шувалов. – Только здесь как-то не очень.
– Да, – с той же значимостью поддержал его Зуев. – Пиво – помои. Народу как на вокзале.
– Воздух несвежий, – подхватил Шувалов и обратился к другу: – В «Золотой рожок»?
– Ни в коем случае! – возмутился Зуев. После двух кружек он почувствовал себя лучше и уверенней. – В «Каштан», конечно. И поприличнее, и поближе, и давно там не были. И вообще, с девушкой… – он картинно приподнял одну бровь и даже привстал на цыпочки. – В «Золотой рожок» нужно ходить с шестиствольным пулеметом и тремя телохранителя. Непьющими телохранителями. Чтоб стояли возле столика и вылавливали из воздуха летающие стулья и бутылки.
Девушка слушала болтовню друзей и не знала, серьезно они говорят или издеваются. Заметно было, что она еще не успела сделаться Мальвиной, то есть, завсегдатаем пивных. У нее был замечательный, почти детский цвет лица и яркие осмысленные глаза. Они немного более чем надо блестели, но ведь в пивных пьют не молоко и не ананасовый сок, и блеск глаз здесь скорее норма, чем отклонение от нее.
Еще немного побалагурив, Зуев с Шуваловым учтиво предложили девушке пройти вперед и сами последовали за ней.
Всего несколько минут понадобилось нашей компании на то, чтобы преодолеть расстояние от Покровки до Ждановского парка. У Шувалова не успела высохнуть на губах покровская пена, а Зуев не докурил сигарету, прикуренную в пивной, как они вышли из такси и очутились у входа в известную каждому жителю Таганки шашлычную с ботаническим названием «Каштан». Кто его знает, почему этой шашлычной дали такое романтическое название. Ведь нет в Ждановском парке каштанов, как нет ни платанов, ни кипарисов, ни баобабов. С таким же успехом можно было назвать это заведение общепита «бананом» или «араукарией». Так же играли бы там на электроинструментах «мальчики» в белых рубашечках с концертными бабочками. Так же подавали бы цыпленка табака и оливье, потому как шашлыка в этой шашлычной отродясь не водилось.
Сдав пальто в гардероб, наши друзья поднялись на второй этаж и без труда нашли себе свободный столик. Посетителей было немного, оркестр отдыхал, а официантов не было видно и вовсе. Шувалов долго хлопал в ладоши, вызывая официанта поговорить, а Зуев уже давно плел девушке что-то о заморских странах, где, по его словам, за сотню монгольских тугриков можно купить подержанный воздушный корабль и отправиться на нем в неизведанные, девственные земли, населенные длинношеими жирафами и белыми, как сорочка музыканта, носорогами.