Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой

Автор неизвестен

Бой создал меня, без него не было бы Коко Шанель, была бы только забавная Коко. Конечно, он ничего не смог бы сделать, не будь я сама к этому готова, не будь у меня строптивого характера и желания стать кем-то.

Он меня создал, но не смог пойти до конца – показать свою работу всему миру. Когда понадобилось выйти в свет софитов, он оставил меня за кулисами, побоявшись свиста осуждения. Кейпел стеснялся своего создания перед своими друзьями, он слишком амбициозен, чтобы связать свою судьбу с простой портнихой.

Иногда я

задумывалась, зачем вообще нужна ему? Сначала он влюбился, вероятно, именно в мою непохожесть, к тому же Бою не нравились пухлые дамы, он, например, недолюбливал Мисю не только за ее привычку лезть в чужую жизнь, но и за полноту.

Я оказалась благодатным материалом для перевоспитания. Когда выяснилось, что просто содержанкой быть не желаю, Кейпел стал лепить из меня успешную женщину. Он мог вылепить что угодно, но я все равно не подходила ему в качестве жены именно потому, что была не его круга. Решительный в делах, в спорте, даже в политике, он не мог решиться на мезальянс.

Понимала ли я это? В глубине души да, но старательно прятала сама от себя такое понимание. Найдите женщину, которая не цепляется за малейшую надежду, что любимый человек на ней женится. Если даже не женится, то пусть остается холостым, только чтобы не доставался другой!

И вдруг… Нет, так сразу в это поверить просто невозможно, нужно подождать. Сколько? Месяц, лучше два, чтобы быть в полной уверенности.

Я решила пока не говорить о своей беременности. Не только ему, вообще никому. Хотелось спрятать свою счастливую тайну глубоко-глубоко. Пыталась представить радость Боя, когда скажу, что ношу под сердцем его ребенка, и даже закрывала глаза от счастья, чтобы оно не выплеснулось на весь мир. Нет, это мое счастье. Пока только мое, но скоро я поделюсь им с самым любимым человеком в мире. Бой будет первым после меня самой, кто узнает эту новость…

Я уже не сомневалась и готова сообщить.

Но не удалось. А потом оказалось поздно.

– Габриэль, я хочу поговорить с тобой…

Он не мог решиться, но еще до того, как Бой произнес следующее слово, я все поняла сердцем.

– Ты женишься?

Почувствовал ли он облегчение оттого, что я произнесла это сама? Конечно.

Я сумела сохранить достоинство, хотя хотелось закричать, наброситься на него с кулаками. Я так старательно пряталась от понимания, что рано или поздно это случится, закрывала уши, когда слышала о его изменах… убеждала себя, что это дела не пускают Боя в Париж… все сознавая разумом, старательно искала ему оправдание. Даже сейчас искала.

И почему-то не мелькнула мысль сказать о ребенке. Нельзя, ему и так слишком трудно, ситуация невыносимая, я должна Бою помочь.

Самый замечательный мужчина, сознавая, что поступает по отношению к любимой женщине подло, становится трусом. Кейпел как все, он воспользовался моим великодушием и поторопился уйти. Я не держала, боялась расплакаться, зареветь в полный голос, закричать, завыть от причиненной боли.

Интересно, почему Бой удрал, ведь уйти должна была бы я – это я жила в его квартире. Наверное, чтобы не

объясняться со мной дальше, мой неверный любовник смылся, позволяя мне самой решить, как быть дальше. Знал бы он, что за выбор предстоит!

Позже я много раз думала, что было бы, признайся я первой. Даже не так: знай он о будущем ребенке на месяц, на полмесяца раньше. Может, Бой не сделал бы предложение Диане?

Нет, мужчину нельзя привязывать к себе таким способом, Кейпел, может, и не сделал бы предложение Диане Листер, но я его потеряла наверняка. Я не унизилась и ничего не сказала Кейпелу, совсем ничего. Доказывать, что это его ребенок? Я действительно решила все сама, по крайней мере, сначала, а потом за нас решила судьба.

Два дня ревела без остановки, страстно желая, чтобы Бой пришел и все это увидел, и одновременно боясь его появления. Но Кейпела не было, самый замечательный мужчина в мире боялся женских слез и объяснений. Он нанес удар и оставил меня с раной в сердце выживать. Хотя, если бы пытался утешать, было еще хуже.

Я лелеяла свое горе, упиваясь им в одиночестве, вспоминала каждый прожитый вместе с Боем день, каждую его фразу, его улыбку, его голос, его запах… Травила сама себя воспоминаниями, как иногда травят рану, чтобы до конца, чтобы взвыть от боли, когда та станет уже непереносимой. Я выжигала своим страданием все внутри, хотелось оставить только пепел, нет, и его развеять.

Но оказалось, что я НЕ МОГУ изгнать Боя из своего сердца, как бы ни старалась, и если он вдруг войдет в дверь, брошусь ему на шею. Я была согласна просто ждать его, ждать появления хоть на день, хоть на час… Только бы знать, что он обо мне помнит. Я согласна унижаться…

Возможно, мысль об унижении заставила меня встряхнуться: какого черта! «Гордые люди не плачут!».

– Мися, мне нужна другая квартира.

– Ты наконец-то уходишь от своего красавчика? Слава богу! Давно пора.

Я переехала, а через несколько дней начались бомбардировки Парижа. Снаряд попал в церковь Сен-Жерве, и обрушившаяся крыша погребла под собой более восьмидесяти человек, а еще две сотни остались калеками. Теперь никто и нигде не мог быть застрахован от внезапной гибели. Возможно, это заставило перестать лить слезы, начав работать.

Результат работы, который тоже вошел в моду, увидели скоро.

Вой сирен по вечерам заставлял женщин набрасывать на себя что попало и бежать в убежища или хотя бы спускаться на нижние этажи зданий, потому что снаряды пробивали только верхние. В чем, спрашивается, бегать, в ночных сорочках?

Я вспомнила пижаму Бальсана, в которой подолгу расхаживала по комнате по утрам. Вполне удобно, только шить нужно соответствующего размера и из дорогой ткани. Уже через неделю дамы во время воздушных тревог щеголяли в бордовых или белых атласных пижамах. Всем так понравилось… Ох, уж эта Шанель!

Однажды я обратила внимание на то, как вымокла клиентка, потому что ей пришлось идти под дождем.

– А где ваша машина?

– Механика мобилизовали сегодня утром, пришлось идти пешком.