Кокон для души
Шрифт:
— Какой ужасный мир… — пораженно прошептал Раинель, — тебя заставляли?
Я снова расхохоталась.
— Нет, — выдавила сквозь смех, — интересно было попробовать, что это за мужская игра.
— А ты играла только с женщинами? — спросил эльф.
— У нас есть хоккей для женщин, он с ограничениями, не такой жесткий, как у мужчин. Но, когда я пыталась играть, женских команд не было, так что каталась с мужчинами и подростками.
— И другие мужчины били тебя этой… клюшкой? — ого, сколько удивление и осуждения.
— Нет, что ты! Просто игра быстрая, активная, поэтому, случайно, бывает, цепляют тебя или ты цепляешь.
— И никто не отговаривал тебя от этого безобразия?! Это же опасно! — покачав головой заметил Раинель.
— И это мне говорит тот, кто едва не выгорел, решившись продолжать заклинание! — с сарказмом произнесла я, и подняла голову, чтобы оценить реакцию эльфа. Тот заметно смутился и буркнул в оправдание:
— Все было под контролем.
— Вот и у меня все было под контролем. От пары синяков еще никто не умирал.
Раинель замер, переваривая информацию. Не стоит ему рассказывать, о том, что я целый год занималась рукопашным боем. Боюсь, эльф упадет в обморок.
— У тебя кошмарный мир, — подвел итог Раинель.
— Нет, просто у нас разное отношение. Тебя приводит в ужас то, что женщина несколько раз сыграла в хоккей, но групповуха с девственницей, четверо на одну не кажется странной или страшной. В то же время, я прихожу в ужас от этого ритуала, но совершенно нормально отношусь к тому, чтобы покататься, азартно махая клюшкой, и получить пару синяков.
— Я тоже боюсь ритуала, — внезапно выдал эльф.
— Боишься? — переспросила я, — Но почему? Ты — девственник?
Вот это номер! Неужели и, правда?
— Что? Девственник? — немного рассеяно переспросил Раинель, а потом улыбнулся, — Нет что ты! Давно уже не девственник. Я боюсь не самого ритуала, а последствий.
— Каких последствий? — не поняла я, — Ритуал должен увеличить ваши магические силы. Так?
— Да, не только магию, но и способности, — пояснил Раинель. — А у меня есть слабый дар предсказания. Иногда впадаю в транс и вижу картины возможного будущего. Бывает, мне снятся вещие сны. И этого хватит! Я не хочу, чтобы способности к предсказанию увеличились.
— Почему?
— Моя прабабка была известной предсказательницей. Она умерла больше двадцати лет назад, но я хорошо помню ее, хотя видел два раза за свою жизнь. Она сошла с ума. Слишком сильным был ее дар. Слишком много она видела, — прерывисто и тихо говорил Раинель. — Я боюсь стать таким же, боюсь, что дар сведет меня с ума. До сих пор помню ее страшный хохот и безумные глаза. И, как только подумаю, что сам могу… вот так выглядеть: кривящиеся губы, дрожащие руки, то хохот, то плач и причитания… так страшно становится.
Последние слова эльф прошептал. От отчаянья в его голосе у меня мурашки пробежали по позвоночнику, и тоже вдруг стало страшно за него. Безумие — ужасная перспектива. Раинель опустил лицо, его волосы почти касались моей щеки, руками он вцепился в подоконник так сильно, что на запястьях и предплечьях проступили жилы. Мне хотелось утешить его, но как?
— Не бойся, — сказала я, положив ладонь на его руку, — ты же связан с побратимами. Ты не одинок. Как сказал один человек: «С ума поодиночке сходят, это только гриппом вместе болеют»
Не знаю, почему, но в моей голове сами собой возникли слова из мультика про «Простоквашино», но, кажется, эльф приободрился.
— Поодиночке? — Раин поднял голову и с надеждой посмотрел на меня. Голубоватый свет из окна зажег в его глазах таинственные искры, сделал его лицо еще более прекрасным и каким-то неземным. «Как будто фотошоп» — хотелось сказать мне, но слова застряли в горле. Глаза Раинеля завораживали, затягивали, как в омут, чуть приоткрытые губы манили прикоснуться. Я чувствовала его дыхание у себя на лице. Сердце вдруг стало биться чаще, во рту пересохло, и я облизнула губы. Он стоял так близко. Непозволительно близко. Что я делаю?! Что творю?!
— Раинель, — хриплый голос выдал мое волнение, — тебе не надо молчать. Надо делиться своими страхами с другими, теми, кто тебя поймет. А побратимы поймут.
— Я никому этого не рассказывал. Только тебе, — так прерывисто и интимно это прозвучало, что у меня перехватило дыхание, а взгляд опять упал на его губы, — и мне действительно стало легче.
Стоп! Стоп! Пора все это прекращать, а то я сейчас сделаю что-то не то. Главное, и отодвинуться от него подальше нельзя, только если в окно выпрыгнуть. Надо перевести тему. На что? А вот:
— Я первый раз вижу тебя с распущенным волосами. Это что-то значит?
Кажется, Раинель смутился. Забавно, упоминание девственности его не тронуло, а этот вопрос — да.
— Для эльфов распущенные волосы — это личное. Появиться с растрепанной косой в общественном месте — все равно, что выйти на улицу голым. Все, что связано с заботой о волосах для эльфов важно, — объяснял Раинель. — Например, моя мать и сестра доверяют делать прически только друг другу или старому доверенному слуге. А заколки, расчески и специальные шнурки для волос передаются по наследству. Одни из них являются артефактами или амулетами, другие просто дороги, как память, поэтому, когда я потерял расческу в долине, то сильно расстроился.
— О! Так это твоя расческа была! — Вспомнилась изящная резьба по дереву, желтые камушки. Могла бы догадаться, вполне себе эльфийская вещичка.
— Да, мы тогда в Черных горах нашли тебя благодаря расческе. Я смог почувствовать камни в рукоятке. Еще немного бы и Черные горы могли бы выпить всю магию, которая содержалась в коконе. Хорошо, что мы вовремя подоспели. Если бы… — Раинель не стал продолжать, но и так стало понятно, что он хотел сказать.
Даже не подозревала, что тогда была так близко к смерти, я глубоко вздохнула, вспомнив, как плохо чувствовала себя в пещере. Осталась бы там дольше, и мы бы здесь не говорили. Как здорово, что я взяла расческу.