Кокон

Юэжань Чжан

Я понимал, что потом увидеться будет непросто, что это последняя возможность все тебе рассказать. Но шагал я все медленнее, а потом и вовсе остановился напротив магазинчика “Канкан” – помнишь, раньше мы часто туда заглядывали. Там я развернулся и пошел домой. Я слышал, тем вечером ты долго меня ждала во дворе и только перед самым ужином мама увела тебя домой. Извини, что заставил ждать понапрасну. Не знаю, что на меня нашло. Может, я чувствовал свое бессилие и хотел решить хотя бы, как закончить нашу дружбу. С того вечера все, связанное с тобой, я мысленно отправлял в архив.

Большой Бинь раздобыл ваш новый адрес и накануне твоего дня рождения, навалившись на парту, подписал открытку, но я отказался ставить на ней свое имя. Потом он еще расстраивался, что ты ничего не ответила и не поздравила его с днем

рождения. От тебя не было новостей. Ты начисто исчезла из нашей жизни, именно так, как я и хотел. Думаю, тем самым ты пыталась сказать, что одобряешь мое решение: раз мы не можем вернуть прошлое, поддерживать отношения нет никакого смысла. Когда-то мы были так близки и верили, что нашу дружбу невозможно разрушить, но на деле она оказалась очень хрупкой. Потому что с самого начала эта дружба была ошибкой – как дерево, выросшее посреди дороги. Рано или поздно его пришлось бы срубить.

Допив третью бутылку, я встал и застегнул пальто.

– Пора? – спросила хозяйка.

Я протянул ей деньги.

– Пройдите дальше, до большого перекрестка, может, там будут машины. – Она проворно отсчитала сдачу, сунула мне. – Счастливого пути!

Хозяйка распахнула дверь, в ресторанчик ворвался ветер вперемешку со снегом.

Я шагнул было на улицу, но вдруг замер в дверях. Застыл на месте с пылающим от алкоголя лицом. Наконец услышал, как спрашиваю хозяйку:

– Можно ненадолго оставить у вас чемодан? Вспомнил кое о чем.

– Конечно! Все равно в такую метель мне домой не добраться. Можете хоть ночью его забрать. – Она улыбнулась. – А я-то все гляжу, вы весь вечер сидите как на иголках. Ступайте скорей!

Я поблагодарил ее и вышел в метель.

По пути к тебе я прошел мимо магазинчика “Канкан”. На его месте теперь, правда, бистро “Дундун”. Стоянку для велосипедов снесли, крутой подъем в гору сровняли, да и дедушка твой переехал из западного сектора в белый особняк. Но снег скрыл все перемены, и я чувствовал, будто вернулся в тот вечер, когда мне было одиннадцать: ты уезжаешь, я иду проститься. Только теперь я не остановился напротив магазинчика. Наконец-то я проделал тот путь, что не смог пройти однажды.

Ли Цзяци

С приходом ночи мир здесь погружается в такую тишину, не слышно ни звука. Днем получше: дети играют в Центральном парке, гоняются друг за другом по замерзшему пруду и громко визжат. А в солнечную погоду можно увидеть даже девушек в свадебных платьях – скинув пальто, они трясутся от холода, позируя на фоне особняка. Наверное, все дело в зиме: у моря дует холодный ветер, теплые края далеко, вот и приходится искать красивый фон в кампусе медуниверситета. Особнячок невестам подходит как нельзя лучше: белоснежные стены, полукруглый, словно парящий в воздухе, балкон, арочные окна, украшенные орнаментом, – этого довольно, чтобы состряпать декорацию для их второсортного счастья. Хотя счастье по самой природе своей – фикция, а раз так, не все ли равно, какого оно сорта.

Белый особнячок. Так мы ласково его прозвали. В то время белоснежные особняки вроде этого были редкостью. В нашем грязном промышленном городе всему надлежало быть серым. Серые дома, серое небо, серый воздух. Серый был цветом фона, на котором проходило наше детство, и мы понимали, что белый особнячок здесь случайный гость. Притаившийся в одном из тупиков Центрального парка, издалека он походил на пышное облако, спрятанное среди густых деревьев. А мне всегда казалось, что это попавший в беду слоненок, заколдованный злым волшебником и обреченный стоять здесь вечно. Больше всего особнячок мне нравился летом: в окружении разросшихся фикусов, качавших встревоженными тенями по белым стенам, он напоминал резиденцию времен колонии, и в липком горячем воздухе слышалось дыхание распада. Пару раз, возвращаясь с купания, мы с тобой встречали стайку младшеклассниц, которые играли на ступенях особнячка в семью, – накрыв головы белыми тюлевыми салфетками с подлокотников кресел, они воображали себя принцессами в свадебных нарядах. А мы, словно колдуны, явившиеся испортить праздник, хохоча и гримасничая, проходили мимо.

Но, знаешь, той ночью, когда мы с тобой пробрались в особнячок, я втайне решила, что однажды сыграю здесь свадьбу. Сколько нам было лет? Десять, одиннадцать? Тогда в нем еще размещался профсоюзный

клуб, и как-то раз в субботу, пока сторож отошел, мы с тобой прошмыгнули внутрь – посмотреть, как взрослые танцуют бальные танцы. Там мы увидели красивую учительницу музыки. Все в ней было так необычно: туфли на каблуке, длинная широкая юбка, мужская ладонь на талии. Площадка для танцев тонула в сумраке, в воздухе сражались запахи пота и духов, прожекторы крутились как заведенные, и это не блики скакали по стенам, а наши заполошные сердца. Потом мы вышли из танцевального зала и отправились бродить по дому. Прошли через двухъярусный холл, по деревянной лестнице поднялись на второй этаж и в конце коридора заметили маленькое круглое окошко. Навалившись животами на подоконник, мы выглянули наружу. В сыром вечернем небе висела закутанная в туман луна, вдруг туман рассеялся – луна оказалась идеально полной. Мы осторожно отступили назад, шагнули влево, переступили правее и наконец нашли нужную точку. Теперь луна была ровно посередине окошка. Круг, безупречно вписанный в круг. Мы с тобой стояли, соприкасаясь плечами, и, не мигая, смотрели в окно. В ту минуту мы словно очутились в самом центре мира. Но скоро туман опять заволок луну, будто испугавшись, что приоткрыл людям какую-то страшную тайну. Мир вокруг снова стал непонятным, не дающимся в руки. Мы медленно спустились по лестнице, мне было немного грустно, я думала о чем-то смутном и неуловимом, о счастье, о будущем, о вечности. Когда мы уходили, я решила пообещать что-то этому дому и загадала, что обязательно сыграю здесь свадьбу. Тебе я ничего не сказала, хотя в тот миг была уверена, что женихом будешь ты.

Ты всегда говорил мне, что этот особнячок построили немцы. В начале пятого класса тебя очень заинтересовал рассказ учителя истории о том, как Германия оккупировала бухту Цзяочжоу [5] . Готический собор за воротами Дунмэнь, старомодное здание вокзала и этот пленительный белый особнячок… Ты повсюду искал следы, оставленные в городе немцами. Думал, что все эти здания были построены по приказу Гитлера, мечтал найти свастики, вырезанные в потайных местах особнячка. Еще ты по секрету говорил мне, что даже слегка восхищаешься Гитлером – по крайней мере, тот прожил необычную жизнь. Ты боялся заурядности, боялся, что твоя жизнь окажется камушком, беззвучно упавшим в речную воду.

5

Цзяочжоу – бухта на южном побережье Шаньдунского полуострова, с 1898 по 1914 г. область Цзяочжоу была оккупирована Германией.

Только много лет спустя я узнала, что особнячок построили в пятидесятых годах двадцатого века, тогда в наш медицинский университет назначили ректором какого-то очень именитого работника просвещения и специально для него выстроили этот дом. Но ректор мягко отказался, посчитав такой подарок слишком роскошным. Правда, это не помогло: в годы “культурной революции” особнячок ему все равно припомнили. “Оторвался от коллектива”, “использовал положение в личных целях”. Обвинения сыпались одно за другим, а особнячок превратился в площадку борьбы с классовым врагом. Бывшего ректора много дней держали здесь взаперти, и как-то ночью в одной из комнат на втором этаже – может быть, даже в этой – он перерезал себе артерию припрятанной бритвой. Доведенный несправедливостью до самоубийства ректор едва ли мог представить, что спустя годы этот дом превратится в декорацию счастья на свадебных снимках. А я уж точно не представляла, что однажды буду здесь жить. Теперь, если захочу, смогу хоть каждый день играть здесь свадьбу. Наверное, сейчас я подобралась к своей детской мечте ближе всего, осталось только найти мужчину, который согласится на мне жениться.

В прошлом году я едва не вышла замуж, его звали Тан Хуэй, он учился на три курса старше. Мы познакомились слишком рано, но и слишком поздно: главные события в моей жизни к тому времени уже произошли. Он знал это, но все равно решил попробовать. Он был очень хороший, как ангел, посланный во спасение, он тянул меня наверх – к сожалению, у него так ничего и не получилось. После нашего расставания я жила то у одних друзей, то у других; бестолковое было время. Но летом Пэйсюань вернулась из Штатов, и я на два месяца переехала к ней.