Коктейль под названием «муж»
Шрифт:
Просить, даже в долг, было невероятно унизительно. Тем более что Маша даже знала, с какой формулировкой мама откажет: она отправляется в крайне опасное путешествие в чужую страну к незнакомому мужику, который запросто может оказаться какой-нибудь Синей Бородой. Как ей там без денег-то?
– У меня денег нет, – мрачно буркнула Маша. Озвучено это было, скорее всего, в качестве эксперимента. Как только слова прозвучали, она тут же остро пожалела об этом. Унизительная просьба стала последним ударом по шляпке гвоздя, окончательно вбитого в гнилую трухлявую доску под названием «жизнь». Права была Ритка: чем светлее и легче в начале, тем чернее и тоскливей потом.
– На что у тебя нет денег? – не поняла мама.
– Ни на что. Они просто закончились. Все, забудь.
– Как это? Алексей же обязан давать тебе деньги. Даже такой подлец, как твой папашка, оставил мне хоть какую-то сумму.
– А вот Алексей не оставил. Он собирается давать, но, видимо, потом, а есть хочется прямо сейчас.
– Ужас-ужас, – ахнула мама. – Как же ты, бедненькая? Да я еще уезжаю. Кстати, ты в курсе, что я улетаю уже послезавтра, в семь утра? Ну, разумеется, ты даже в голове не держишь! А может так получиться, что мы больше не увидимся! Вдруг меня все же заманивают в Германию с какой-то целью? Хотя, может случиться так, что мне там так понравится, что я не захочу возвращаться. Но ты всегда была эгоисткой, тебе до этого и дела нет. Лишь бы избавиться от матери.
– Нет, я помню, что мы должны созваниваться каждый вечер, – вяло кивнула Маша.
– Если я тебе не звоню, ты должна позвонить сама, – требовательно напомнила мама.
– Хорошо, хорошо.
– Такое чувство, что ты не знаешь, как от меня отвязаться. Между прочим, это ты мне позвонила, а не наоборот.
Мама была права. Маше очень хотелось повесить трубку и забыться.
– Маняша, ты меня слышишь?
– Мам, там Никита плачет…
– Надеюсь, ты приедешь меня проводить?
– В семь утра? – охнула Маша.
– Ну конечно! Главное выспаться! А то, что мать родная навсегда уезжает, – это не повод встать пораньше!
– Но мне же Никиту не с кем оставить!
– А что, у ребенка нет других родственников? Деда нет, прадеда, отца? Няня, в конце концов, была, если мне не изменяет память.
– Ладно, я что-нибудь придумаю.
– Маняша, тут нечего придумывать. Я тебе уже перечислила массу вариантов. Ладно, иди, у тебя ребенок плакал. Или ты забыла уже?
– Пока, мама!
– Пока, доченька. Надеюсь, ты исправишься, одумаешься и станешь все же хорошим человеком, а не махровой эгоисткой.
Положив трубку, Маша впала в ступор. Денег нет, опереться не на кого, пожаловаться тоже некому. Подругам? Она грустно хохотнула, представив, как жалуется Гусевой, рядом с которой в этот момент, вполне вероятно, дрыхнет незаконно присвоенный муж.
На следующий день она занялась поиском яслей для Никиты. Собственно поиск оборвался, едва начавшись. Интернет – великая вещь. Там можно найти абсолютно все, получить ответ на любой вопрос, любую консультацию. А уж форумы по интересам, где обитает совершенно разношерстная по возрасту, материальному положению и психологической устойчивости публика, – кладезь информации.
Едва только Маша завела тему «Ищу хороший ясли-сад для восьмимесячного ребенка», как ответы начали появляться словно мухи, привлеченные ароматом разлитого по столу варенья. Их количество росло в геометрической прогрессии. Сначала неизвестный аноним поинтересовался, давно ли Маша посещала психиатра. Затем появилось сразу девять сообщений про мать-кукушку, большая часть из которых содержала массу непарламентской лексики. Далее форумчане вообще забыли про основной вопрос темы. Часть из них начала яростно обсуждать между собой, «разводка» это или нет, часть изнывала от любопытства и требовала подробностей: почему такого малыша собираются сдать в сад, а еще одна сплоченная «группа товарищей» развернула агитацию под девизом «Грудное вскармливание форева!». Тут же до кучи стали появляться рекламные ссылки различной направленности: от вирусов до конкурирующих форумов. Независимо от общего разнопланового направления дискуссии продолжали множиться ругательные сообщения в адрес матери, вознамерившейся сдать ребенка чужим людям.
Реакция общественности была неожиданной, но в целом давала понять, что Маша затеяла что-то не то. Самым здравым было предложение взять няню.
Пробежавшись по кругу, она вернулась к тому, с чего начала. Получалось, что выхода нет.
Алина была уверена, что Маша обиделась из-за Ленского. Но даже если принять за основу, что женская дружба надежнее и крепче мужской, все равно пожертвовать любимым мужчиной ради подруги никак не получалось. Да и зачем ей возвращать «использованного» кавалера? Любовь – чувство одноразовое. Чтобы доесть надкушенное посторонним яблоко, нужно быть крайне небрезгливым человеком. Хотя, с какой стороны на Ленского ни посмотри – сплошные «надкусы».
Все же жизнь – удивительно непредсказуемая штука. Нам дается то, что не нужно, а то, что нужно, достается другим. Зато когда другие готовы освободить для нас вожделенное «нечто», выясняется, что не так-то оно и было надо. Вот хотела Копейкина заполучить Толика, а он выбрал Алину. Зато когда обнаружилось, что к счастливой жизни с возлюбленным непременно прилагается чудовищная маменька и Шульгина нашла шефу замену, Копейкиной он тоже оказался не нужен: она наслаждалась обществом гениального Людвига.
Вздохнув, Аля занялась разбором бумаг. Толик на фоне достоинств Ленского терялся, как головастик в море. Алине даже было его немного жаль. Все в этом мире проходит. И любовь, и жалость, и уверенность.
– Аллоу, Толика будьте добры, – томно протянул в трубке чувственный женский голос.
– Кого? – опешила Аля.
– То-ли-ка! Анатолия Кузьмича Богатова! – отчеканила звонившая. Тембр был таким, что Алине немедленно представилась полуголая брюнетка на шелковых мятых простынях. Судя по тону собственницы, именно с Анатолием Кузьмичом они и мяли эти простыни.
У Алины от такой наглости даже дыхание сперло. Хотя… Свято место пусто не бывает. Но как же больно, когда оставленный тобою кавалер так быстро находит утешение в объятиях другой!
Эту трагедию нужно было как-то пережить. Переживать одной не хотелось, поэтому Аля позвонила Ленскому. Абонент оказался вне зоны действия сети, и Шульгина ограничилась нежной эсэмэской.
Лучше бы она ее не писала!
Ближе к концу дня ей позвонила Рита:
– Алька, я в депрессии. Написала картину, а от нее веет такой мрачной безысходностью, что мороз по коже. Сплошной черный и темно-фиолетовый. Называется «Обрыв жизни».