Кольца анаконды
Шрифт:
Прежде чем «Род-Айленд» был насильно завербован в военный флот и отправился на подмогу блокадной флотилии, он был морским паромом. Несмотря на почтенный возраст, машины его оставались вполне надежными. Под хорошими парами, да при затянутом предохранительном клапане, он мог делать верных семь узлов. И делал, взбивая пену своими большими колесами и устремляясь вдоль берега на восток на предельной скорости.
– Ты видел их так же ясно, как я, Ларри, верно ведь? – в который раз поинтересовался капитан Бейли.
– Верное дело, капитан, разве такой большущий флот прозеваешь? – ответил старший помощник.
– А
– По-моему, мы попали в него пару раз.
– Может статься. Ну по крайней мере, он дал деру и вывел нас прямиком к остальным.
– Ни разу не видал железнобокого вроде этого англичанина. – Капитан окинул взглядом берег Миссисипи, потихоньку ползущий назад. – Как по-твоему, до залива Мобил еще часа два?
– Около того.
– Бьюсь об заклад, адмирал страшно заинтересуется нашим докладом.
– Любой блокадный корабль будет более чем заинтересован. Разве «Монитор» не должен был уже подключиться к ним?
– Должен. Я читал приказы. Должен был присоединиться к блокаде, как только новый железный корабль класса «Монитора», «Мститель», подоспеет в Хэмптон, чтобы занять его место.
– Держу пари, ребята на «Мониторе» окажутся погорячее всех других. Должно быть, жутко устали торчать пробкой в бутылке, поджидая, когда «Мерримак» покажется сызнова. Слыхал я, на нем новый капитан?
– Лейтенант Уильям Джефферс, славный человек. Бедолага Уорден ранен в глаз. Ядро угодило в смотровую щель, осколки полетели ему прямиком в глаза. На один глаз он окривел, а второй видит тоже не ахти как. Джефферса наш рапорт заинтересует.
– Всех заинтересует, как только весть об этом долетит до Вашингтона.
Гибель армии
Стояла тихая и жаркая ночь. И очень душная. Рядовой Эльфинг из Третьего Миддлсекского вгляделся в предрассветную тьму, затем расстегнул воротник, чувствуя страшную усталость. Вторую ночь подряд на часах, и только потому, что напился вместе с остальными. А ведь к женщинам он даже близко не подходил, был чересчур пьян для таких дел. Во тьме мерцают светлячки – диковинные насекомые, светящиеся в ночи. А ночь очень мирная; легкий ветерок доносит ароматы жимолости, роз и жасмина.
Кажется, что-то двигалось? Небо на востоке посветлело, так что, выглянув из-за дерева, он ясно разглядел темный силуэт человека, затаившегося в подлеске. Да, Господи Боже, это один, а там и другие! Эльфинг выстрелил из мушкета, не давая себе труда прицелиться. Но не успел даже возвысить голос, чтобы поднять тревогу, когда рухнул, сраженный сразу дюжиной винтовочных пуль. И был мертв еще до того, как тело его упало на землю.
Пропели горны. Сбросив одеяла, британские солдаты схватились за ружья, чтобы ответить на огонь, шквалом обрушившийся на них из-за кустов и деревьев возле лагеря.
Выскочив из своей палатки, генерал Буллерс по интенсивности стрельбы отчетливо понял, что до полного истребления остались считанные минуты. Вспышки ружейного огня и плывущие по ветру облака дыма указывали, что атакует весьма значительное войско. Да еще с пушками, понял он, когда взрывы первых ядер проредили шеренги обороняющихся. Да еще с тыла – нападающие преградили армии путь к месту высадки.
– Трубить отход! – крикнул Буллерс подбежавшим офицерам. Мгновение спустя шум боя перекрыл чистый голос трубы.
Солдаты не бросились врассыпную, ибо все были ветеранами, видавшими не один поход. Дав залп в надвигающегося противника, они отходили, сохраняя боевые порядки, не срываясь на бег. Вспыхнувшая в небе заря осветила остатки дивизии – отстреливающиеся, пятящиеся неровной цепью. Но каждый шаг уводил их дальше от берега, прочь от надежды на спасение. Небольшими группами они продвигались в задние ряды, где останавливались, чтобы перезарядить мушкеты и выстрелить снова, когда их товарищи пройдут мимо. Времени на перегруппировку просто нет. Остается только сражаться. И найти место, где можно закрепиться.
Сержант Гриффин из Шестьдесят седьмого Саут – Гемпширского почувствовал, как пуля вонзилась в приклад мушкета с такой силой, что его крутнуло вокруг оси. Цепь атакующих почти настигла его. Вскинув мушкет, Гриффин выстрелил в солдата в синем мундире, поднявшегося прямо перед ним. Пуля попала в руку, и солдат, выронив ружье, зажал рану. Боец, шагавший рядом, с пронзительным воплем ринулся вперед, занося штык по длинной дуге и вонзив в грудь сержанта, когда тот только-только вскинул свое оружие. Провернувшись, штык вырвался из груди, и кровь потоком хлынула из ужасной раны. Сержант попытался поднять свой мушкет, не смог, выронил и сам повалился следом, в последний миг своей жизни с недоумением гадая, почему на убийце серый мундир. Другой был в синем…
Атакующие не мешкали и не колебались. Британских солдат, пытавшихся закрепиться на позициях, уничтожали. Бежавших расстреливали или добивали штыками в спину.
Первое укрытие, где можно было остановиться, дать отпор и предотвратить разгром, генерал Буллерс увидел в заросшей вьющимися растениями, покосившейся деревянной изгороди.
– Ко мне! – крикнул он, взмахнув шпагой. – Сорок пятая, ко мне!
Бегущие люди, некоторые из которых были настолько измождены, что не смогли бы идти дальше, заковыляли к нему, падая на землю под ненадежной защитой изгороди. К ним присоединились остальные, и вскоре британская цепь уже вела непрерывный огонь, впервые за утро.
Наступающие устали ничуть не меньше, но их влекло вперед исступление боя. Борегар быстро развернул войско в цепь перед изгородью, положив бойцов в высокую траву.
– Найди укрытие, заряжай и пли, ребята! Продержитесь, пока не отдышитесь, до подхода подкрепления. Оно вот-вот подоспеет.
Увидев, как поступил Борегар, Шерман собирал солдат рядом с собой, пока не скопилось изрядное войско. Полевые пушки были уже на подходе, готовясь занять новый огневой рубеж, но ждать их готовности было нельзя, потому что Борегар оказался в опасном положении. Когда Шерман скомандовал наступление, знаменосец Пятьдесят третьего Огайского находился поблизости. Увидев надвигающуюся цепь, англичане сосредоточили огонь на новой угрозе. Пули засвистели вокруг наступающих, выстригая клочья травы.