Кольца духов
Шрифт:
– Ну, Уберто Ферранте был кондотьером до того, как два года назад унаследовал Лозимо, – рассудительно заметил мастер Бенефорте. – Он прожил тут недостаточно долго, чтобы заручиться верностью местных людей. А этим он, предположительно, доверяет.
– Унаследовал, как бы не так! Подкупил папскую курию, чтобы она не признала права более близкого родственника, и снова, чтобы получить разрешение на брак с наследницей. Полагаю, кардинал Борджиа хотел, чтобы Лозимо владел гвельф для уравновешивания притязаний Венеции и гиббелинов.
– Насколько я могу судить по собственному моему опыту с курией, вы совершенно правы. – Мастер
– Честолюбивые замыслы Милана мне кажутся более настоятельной угрозой. Бедная Монтефолья, зажатая точно орех в таких щипцах!
– О, Милан – назидательный пример того, как высоко может подняться простой солдат! Уповаю, сеньор Ферранте не слишком близко ознакомился с жизненным путем покойного Франческо Сфорцы. Женись на дочери, потом сделай себя хозяином страны… Запомни, Ури.
– Увы! – вздохнул капитан. – Я не знаю ни единой наследницы. – Он задумчиво помолчал. – Собственно, именно это Ферранте и проделал в Лозимо. Будем надеяться, он не повторит того же в Монтефолье.
– Думается, наш герцог и его сын в достаточно крепком здравии, чтобы воспрепятствовать подобному, – сказал мастер Бенефорте и погладил черную шкатулку. – И быть может, я сыграю свою маленькую роль, чтобы оно и впредь осталось крепким.
Капитан уставился на носки своих сапог.
– Ну, не знаю. Зато знаю, что герцог Сандрино не слишком рад этой помолвке, а герцогиня Летиция и того меньше. Не вижу, какие у Ферранте могут быть средства, чтобы настоять на своем, и все же чувствую… из-за приданого шли жаркие споры.
– Жаль, что сеньор Ферранте не моложе, а мадонна Джулия не старше.
– Или и то и другое. Я знаю, герцогиня настояла, чтобы в брачном договоре было указано, что венчание будет через год, не раньше.
– А тем временем конь сеньора Ферранте, быть может, сбросит его ногами вверх, чтобы он сломал шею.
– Добавлю это к моим молитвам, – улыбнулся капитан, но он словно бы не шутил.
Они умолкли, переводя дух перед крутым подъемом к замку. Прошли в ворота с двумя квадратными массивными башнями из тесаного камня и желтого кирпича, обычного для более новых построек в Монтефолье. Солдаты проводили их через мощеный двор и вверх по великолепной новой лестнице, которую построил нынешний герцог, чтобы как-то смягчить и украсить суровую громоздкую архитектуру своего родового гнезда. Мастер Бенефорте мимоходом выбранил резьбу перил и пробормотал свой обычный приговор:
– Надо было нанять настоящего скульптора, а не деревенского камнереза…
Они прошли через два темных зала к двери, ведшей во внутренний сад. Тут среди цветов и фруктовых деревьев были расставлены столы для пира.
Гостей как раз рассаживали, как и надеялся мастер Бенефорте, считая эту минуту наиболее подходящей для представления плода своего искусства. Семья герцога, а также сеньор Ферранте, аббат монастыря Святого Иеронима и епископ Монтефольи – два сана, один человек – восседали за длинным столом на возвышении под балдахином из гобеленов. Ниже прямоугольником стояли четыре стола для гостей рангом пониже.
Герцог Сандрино – приятно дородный мужчина пятидесяти лет с носом и ушами благородных пропорций, мыл руки в серебряном тазике, полном горячей воды, в которой плавали лепестки роз. Тазик держал его дворецкий мессер Кистелли. Десятилетний сын и наследник герцога сеньор Асканио сидел справа от отца. Служитель в ливрее сеньора Ферранте подставлял под сапоги своего господина скамеечку с кожаным верхом и в форме сундучка с резным гербом Лозимо. Видимо, скамеечка была каким-то капризом сеньора Ферранте, так как ноги у него и по длине, и по общему виду казались здоровыми. Но возможно, шелковые чулки-трико скрывали старую военную рану, все еще дающую о себе знать. Фьяметта твердо решила не глазеть по сторонам, но тем не менее старалась запомнить как можно больше подробностей великолепной выставки бархата, шелков, шляп, гербов, драгоценных украшений и причесок, окружавших ее.
Мадонна Джулия, сидевшая между матерью и своим нареченным, была в весенне-зеленом бархатном платье с золотой вышивкой и в – ха! – шапочке, какие носят девочки. Правда, эта зеленая шапочка была богато вышита золотыми нитками и усажена мелкими жемчужинами. В падавшую на спину белокурую косу были вплетены зеленые ленты. Может быть, герцогиня Летиция намеренно старалась подчеркнуть юность дочери? Легкий румянец смущения на щеках Джулии еще усиливал се контраст с сеньором Лозимо, сидевшим по другую ее руку. Смуглый, мужественный, сильный, явно верный поклонник Марса. Губы сеньора Ферранте улыбались, не показывая зубов. Может быть, зубы у него гнилые?
Аббат-епископ сидел слева от сеньора Ферранте – несомненно, и чтобы оказать ему эту честь, и чтобы у Ферранте был достойный собеседник, если девичье щебетание или стыдливое молчание Джулии ему наскучит. Аббат Монреале в юности был доблестным рыцарем, но, получив тяжкую рану, дал на смертном одре обет посвятить свою жизнь Церкви, если Господь его пощадит. И свой обет он исполнил блистательно: теперь, убеленный сединами, он пользовался славой как великий ученый и отчасти мистик. На пир он явился в облачении епископа, а не настоятеля: белое свободно ниспадающее одеяние, красная мантия с золотой каймой, положенная его сану, и шапочка из белой парчи на тонзуре. Кроме того, именно Монреале ежегодно проверял и мастерскую и душу Просперо Бенефорте, после чего продлевал церковное разрешение практиковать белую магию. Отвесив поклон герцогу, его семье и сеньору Ферранте, мастер Бенефорте поклонился аббату с глубоким и искренним почтением.
Как они заранее отрепетировали, мастер Бенефорте преклонил колено и открыл шкатулку черного дерева, а Фьяметта с грациозным реверансом преподнесла солонку герцогу. Белоснежная скатерть послужила прекрасным фоном сверкающему золоту и ярким эмалям. Сидевшие за столом, подчиняясь единому порыву, захлопали в ладоши, и мастер Бенефорте просиял. Герцог Сандрино улыбнулся с видимым удовольствием и попросил, чтобы сам аббат благословил первую соль, которой дворецкий поспешил наполнить сияющий золотой корабль.
Мастер Бенефорте ждал затаив дыхание. Ведь наступила минута, когда, как он сказал Фьяметте после их репетиции, герцог должен будет оправдать его упования и насыпать в его сложенные ладони золотые дукаты щедрым жестом на глазах у всех гостей. В предвкушении он прицепил под плащом пустой кошель, чтобы быть готовым к этой золотой минуте. Но герцог всего лишь – правда милостиво – указал им на приготовленные для них места за нижним столом.
– Ну, у него достаточно забот. Подождем, – пробормотал мастер Бенефорте себе в бороду, пряча горькое разочарование, когда они сели.