Шрифт:
1
Что-то звякнуло под ногой, заскребло, тупо прокаченное подошвой по асфальту. Геннадий приостановился, шаркнул ногой еще раз. Опять звякнуло. Геннадий был не любопытен. Под ноги себе он и днем никогда не смотрел, но сейчас почему-то заинтересовался.
Было поздно. Фонарь над головой едва светился, в нем ритмично что-то щелкало. В момент щелчка он вспыхивал призрачным, нереальным светом. Геннадий всматривался в плотную тень под ногами, пока не сообразил, наконец, отойти чуть в сторону.
В редких вспышках фонаря на асфальте что-то неярко блеснуло.
Он
"Не забыть показать завтра Рите, она в этом толк знает. Если стоящее, отнести в милицию или в стол находок. В общем, куда положено..." — лениво подумал он. Находка его не взволновала.
Кольцо было грязным, и он так и нес его в руке, не опуская в карман.
2
Вымыв руки, Геннадий вымыл и кольцо, положил его на белый фаянс раковины и забыл. Потом он прошел в комнату и остановился у окна. Окно выходило да пруд. Сейчас пруда не было видно, лишь плавали в воде отражения огней на той стороне. Ночь стояла безветренная, огоньки в невидимой воде не дрожали, не шевелились, и не понять было, где огни, а где их зеркальные двойники.
Тишина в комнате разбавлялась мерным гулом ночного города за окном. Геннадий получил квартиру недавно и еще не привык к тишине и одиночеству — в общежитии всегда было шумно. При мысли об общежитии он опять почувствовал голод — там, по крайней мере, в любое время можно было разжиться хлебом. А хлеб и горячий чай — это уже еда!
Чтобы обмануть желудок, Геннадий прошел в ванную и напился прямо из крана. Пил долго, потому что пить было неудобно, идти же на кухню за стаканом не хотелось.
Закрывая кран, он вновь увидел кольцо. Оно было еще влажным. Геннадий вытер его полотенцем и вернулся в комнату. Он не разбирался в кольцах, но что оно не золотое, увидел сразу. И не серебряное. Скорее мельхиоровое, если только из мельхиора делают кольца. Узкое покрытое мелкой резьбой — эта резьба и показалась там, на улице, шероховатостью. Камешек тоже оказался мутным — так, стеклышко какое-то.
Геннадий надел кольцо на мизинец. На вид оно было велико, но пришлось неожиданно впору. Геннадий отодвинул подальше руку с кольцом, разглядывая его. Он никогда раньше не носил колец. С кольцом рука выглядела как-то необычно, как не своя. Он улыбнулся неожиданной мысли: "А вдруг оно волшебное? Хочу, чтобы стол был покрыт яствами!" — и повернул кольцо на пальце.
3
Он сидел на диване, глядя на уставленный яствами стол. "Яствами" — иначе это и назвать нельзя было. Высокие металлические кувшины матово отражали свет. Металлические же блюда с чеканкой стояли вплотную друг к другу. Чеканки было почти не видно из-под наваленной на них еды.
Геннадий сидел и смотрел на стол, пытаясь вспомнить, где видел что-то похожее... Наконец его осенило — точно такой стол, с такими же кувшинами, вазами и блюдами был на картинке в книге сказок, которую шестилетняя племянница заставляла его читать всякий раз, когда он приходил к ним в гости.
Вспомнив, он почувствовал облегчение. "Ага! — сказал он удовлетворенно сам себе. — Ага!"
Он встал и прошел в угол, к стенному шкафу.
"Слова-то какие вспоминаются: кубок, блюдо, яства... Как в книжке!" — отчужденно подумал Геннадий, поднося кубок к губам. В кувшине оказалось вино, и не плохое, если верить не испорченному хорошим вином вкусу Геннадия.
Вино помогло. Растерянность прошла. Через несколько минут он уже за обе щеки уписывал жаркое, шаря взглядом по столу и натыкаясь все на новые блюда. Часть их он знал, об остальных только догадывался — что это такое. В кувшинах было вино — в каждом свое. Он попробовал по глотку из каждого.
Геннадий уже не удивлялся. Столбик его умственного термометра сразу и прочно поднялся вверх до предела. Зашкалил. Всякое удивление осталось далеко позади.
Поев, Геннадий плеснул вина в расписной, похожий на маленькую ладью с поднятым носом и кормой, ковш. "Корец" — вспомнилось, как подсказанное кем-то, название ковша. Он поставил корец на табуретку, быстро разделся и лег, так и забыв выпить.
Глаза быстро привыкли к темноте. Необычно, нездешне выглядели силуэты высоких кувшинов. В полумраке все казалось незнакомым, и думалось по-иному. Геннадий не мог отделаться от мысли, что все чудеса ему просто приснились. Они были связаны с кольцом, значит, кольцо ему тоже снится.
Чтобы избыть затянувшийся сон, он загадал: "Пусть все исчезнет со стола!" — и повернул кольцо. В слабом отсвете ночных огней было видно, что стол опустел. Геннадий удовлетворенно и вместе с тем печально вздохнул. Сказка кончилась, и ее было немного жаль.
Уже совсем засыпая, Геннадий с тревогой подумал, что в сказках кольца рассчитаны на исполнение трех желаний. Трехразового, так сказать, пользования. Он пробормотал:
— Пусть это кольцо исполняет не три, а сколько угодно желаний... — и повернул кольцо слабеющими ото сна пальцами.
Это было последнее, что он помнил. Он уснул сразу, как будто кто-то накрыл его темным плотным покрывалом.
4
Проснулся Геннадий сам, без будильника. Солнце било в незашторенное окно, щекоча теплыми пальцами ресницы. Створка рамы чуть отошла, и в щель тянуло прохладой. С улицы доносился утренний деловитый шум автомашин и трамваев. Геннадий полежал минуту, не открывая глаз. Легкая улыбка пробежала по его лицу.
"Надо же присниться такому!" — он потянулся, закинув за голову руки и сплетя пальцы — они наткнулись на кольцо. Геннадий засмеялся, вспомнив, как вчера нашел его. Все было ясно — вот откуда толчок этим странным снам! Геннадий отбросил простыню, вскочил с дивана, распахнул окно, глядя на вспыхивающую бесчисленными солнечными искорками морщинистую скатерть пруда. Он так и подумал — "скатерть", и вспомнил "скатерть-самобранку" в своем сне. Он хотел улыбнуться, но улыбки не получилось — что-то тревожило его за спиной, в комнате. И это "что-то" было связано со "скатертью-самобранкой".