Кольцо Фрейи
Шрифт:
– Где женщины? – Харальд в беспокойстве огляделся. – Моя сестра, где Гунхильда?
– Йомфру убежали… – бормотали старые служанки, недостаточно легкие на ногу, чтобы последовать их примеру. – Здесь были норвежцы. Молодые госпожи убежали в лес, те гнались за ними…
Харальд похолодел. Пока они там воевали на поле, женщины в усадьбе остались беззащитны. Но кто мог подумать, что Хакон пойдет на такую подлость?
Он выбежал за ворота. На поле было пусто.
– Где молодые госпожи? – заорал он так, что его услышали во всей усадьбе сразу. – Ингер! Гунхильда! Кто-нибудь
– Я видела, норвежцы несли плащ и худ йомфру Гунхильды, – подала голос одна из служанок.
– А ее саму? – Харальд схватил ее за платье на груди.
– Не знаю… – Та в испуге сжалась. – Я видела ее синий плащ и ее белый худ, она в них убежала. А потом фру Ингер велела рассыпаться, чтобы не бежать всем вместе, и мы все разбежались в стороны, и они тоже. Побежали в лес. А потом… я не знаю, я пряталась.
– Я тоже видел плащ йомфру, – подтвердил один из рабов-водоносов. – Норвежцы бегом бежали из лесу и несли его. Самой йомфру я не видел.
Харальд немедленно приказал всем, кто есть в усадьбе, до последнего старика идти в лес и искать. Велел выпустить собак, но те не могли взять след, затоптанный десятками ног.
Вооружившись факелами, челядь и сколько-то хирдманов, кто не был ранен, устремились через поле в лес. Шагах в двадцати от опушки нашли Грима управителя: он был ранен в двух местах и лежал за кустами, перетянув рану на бедре обрывком своего подола, а глубокий порез в плече зажимая ладонью.
– Конунг… – с облегчение простонал он, увидев Харальда. – Фру Ингер… вы нашли ее?
– Где она? – Харальд порывисто наклонился к нему.
– Ее схватили норвежцы. Поймали здесь недалеко, она зацепилась за ветку, и ее схватили. Она дралась с ними, как бешеная, но они ее скрутили и унесли на руках.
– Куда унесли?
– Туда. – Грим слабо кивнул в сторону моря. – Я больше ничего не видел.
– А… вторая девушка? Гунхильда?
– Она сперва убежала в лес, потом я видел, как она мчалась вдоль опушки – так мчалась, будто у нее восемь ног. Потом видел, два норвежца несли ее плащ и белый худ.
– А она сама?
– Ее саму я не видел.
– Я могу сказать тебе, где вторая девушка, – вдруг раздался рядом голос.
Резко обернувшись, Харальд увидел Кетиля. Нищий выглядел усталым, тяжело дышал, кашлял и покачивался, хоть и опирался напалку.
– Ты знаешь это место. Ты был там раз, летом еще. Помнишь избушку…
– В ельнике? – сразу понял Харальд. – За стоячими камнями?
– Да, она там.
– Откуда ты знаешь?
– Как же мне не знать, коли я сам отвел ее туда и просил никуда не уходить?
– Пойдем!
Они пустились через лес, так быстро, как позволяли усталые ноги хромого, но вскоре Кетиль сел на поваленное бревно среди мха, выронил палку.
– Ты теперь знаешь дорогу, – кашляя прохрипел он. – Не собьешься с пути. А я… свое дело сделал.
Впрочем, Харальд уже не нуждался в проводнике. Он бежал так, будто мог не успеть к уходящему кораблю – последнему кораблю в вечность. За прошедшие часы он осознал, что произошло. Олав и Эймунд мертвы, Горм погиб… как и Тюра. Ингер увезли. Он, Харальд, остался один из всего своего рода, не считая двух маленьких детей. Опустел дом, погас очаг, остынет зола. Жилье без женщин – стылая могила, а он потерял даже Хлоду. Но и Гунхильда тоже осталась одна. Хакон был общим их врагом, и Гунхильда была последней, что судьба позволила ему сохранить. Казалось, не окажись ее там, в той избушке – и он останется один в мире. Навсегда.
Харальд сбавил шаг, продираясь сквозь ели. Сгустились сумерки, второпях он потерял и без того едва заметную тропинку, но знал, что цель близка, это должно быть где-то здесь. Продвигаясь вперед, между стволами и валунами, перелезая через бурелом, он все время оглядывался, боясь пропустить низкую дерновую крышу.
И вдруг где-то сбоку мелькнул огонек. Харальд сразу успокоился и пошел медленнее. Огонек рос, становился ярче, и вот показался крошечный домик, будто выросший из мха, дерева и валунов, не совсем отделившийся из мира природы, застрявший на грани человекого обжитого и троллиного дикого мира. Но дверь была отворена настежь и внутри пылал огонь – как в том доме, куда зашел сам Один, странствуя по миру, чтоб населить его людьми.
Неслышно ступая по мху и хвое, будто боясь спугнуть судьбу, Харальд приблизился к двери. Она была там, внутри: подкладывала сучья в огонь и наклонялась, раздувая сбоку, чтобы горело поярче. Отсветы огня румянили ее щеки, золотили янтарные волосы, и она отбрасывала их назад, чтобы не подпалить ненароком. И такая волна счастья вдруг поднялась в душе Харальда, что он молча шагнул вперед, подхватил девушку и прижал к груди. Она здесь. Он успел поймать это видение, светлого альва, пока тот не ускользнул обратно в высокое небо.
Гунхильда только и успела ойкнуть от неожиданности, но тут же торопливо обняла его за шею обеими руками, будто боялась, что он также неожиданно бросит ее и убежит.
– Ты! – Она прижалась щекой к его бороде, потом отстранилась, чтобы взглянуть в лицо. – Харальд! Ты жив! О боги!
Она снова прижалась к нему и стала целовать, с такой лихорадочной поспешностью, будто поцелуи душили ее изнутри и она должна была поскорее выпустить их. Харальд наконец поставил ее на землю, снова обнял, целуя с таким жаром и напором, что она ахнула и отстранилась.
– Ты что, хочешь меня съесть?
– Хочу! Я страшно голоден после всего этого! – Он огляделся. – Тут ничего нет?
– Может, если пошарить под лежанкой, найдется парочка старых костей. Но я их искать не хочу. Говорят, здесь раньше жила ведьма, так что кости могут оказаться человечьими.
Еще держа Гунхильду в объятиях, Харальд опять огляделся и только сейчас осознал, где находится. В прошлый раз он даже через порог шагнуть не мог, потому что видел черную яму с ухмыляющейся мертвой ведьмой на дне. А сейчас нет там никакой ямы, обычный земляной пол. И ни следа прежнего холодного, давящего страха в душе. Ни капельки! Даже запах прели и затхлости, шедший из углов, не вызывал в памяти прежнего ужаса перед могилой. Так как вышло? Куда все делось? Обычная гнилая изба, развалюха, пригодная для старой бабки, но уж никак не для будущей королевы всей Дании!