Кольцо Фрейи
Шрифт:
Харальд зажмурился, потряс головой, ущипнул себя – нет, это не сон! Рост, фигура, одежда – все говорило о том, что это одна и та же женщина. Но ей то шестьдесят лет, то не более двадцати! Как это может быть? Это ведьма! Ведьма, которая явилась к священному камню творить какую-то волшбу – уж наверное, недобрую! Ибо мудрые и сведущие женщины, не желающие людям зла, не меняют облик. Чего доброго, в третий раз женщина в синем плаще выйдет из-за камня, неся на плечах голову волчицы!
Не дожидаясь этого, Харальд метнулся за дедов поминальный камень и бросился вниз по тропинке на заднем склоне кургана. Поскользнулся на мокрой земле, упал, проехал немного вниз, запачкав правый бок, но не обратил внимания, а ловко вскочил на ноги уже у подножия кургана и бросился в заросли. Словно олень, неслышно отклоняя ветки кустов, он промчался через рощицу, разделявшую курган и Серую Свинью, и прильнул к земле за последними кустами.
Успел как раз к тому времени, как ведьма заканчивала третий по счету обход священного камня – в облике молодой девушки. Теперь их разделяло всего шагов двадцать, и Харальд совершенно ясно видел красотку лет восемнадцати – с гладким румяным лицом, с прядями рыжих волос, красиво вьющихся от влажного воздуха, что были видны из-под капюшона. На плечах белый худ, поверх него тот же синий плащ, что был на ней же, но в облике старухи. Глаза ее были полузакрыты, губы шевелились, и Харальд торопливо сделал знак молота, чтобы защититься от вредоносной ворожбы.
Вот ведьма исчезла за камнем. Харальд выждал еще немного, чтобы не привлечь ее внимания. Он умел двигаться бесшумно и растворяться среди камней и зарослей, но ведь этой женщине помогают чары! Встав на ноги, он осторожно двинулся следом. Шел он вдоль тропы, не показываясь на открытое пространство; тропа шла через рощу, то поднимаясь на пригорки, то обходя камни, то вновь поднимаясь, петляла, и в обе стороны ее было видно шагов на десять, не более. Невысокие ели, такие же густые и зеленые летом и зимой, еще сильнее загораживали вид. Ветер шумел, и Харальд прислушивался изо всех сил, надеясь различить впереди шаги.
Он уже подумывал срезать путь, чтобы перехватить ведьму на тропе впереди, как вдруг с той стороны послышался шум. Харальд остановился, прижался к дереву и замер; донесся стук упавшего камня, шорох одежды, трущейся о ветки. Меча при нем не было, но он на всякий случай извлек из ножен скрамасакс – длинный боевой нож. Любая нечисть боится острой стали.
Шум впереди стих. Боясь упустить ведьму, он сделал шаг вперед – и вдруг увидел ее гораздо ближе, чем ожидал. В своем молодом облике, она выскочила из-за кустов на пригорке, всего шагах в пяти от Харальда, но выше по склону – и с криком, раскинув руки, бросилась на него, пытаясь схватить! Завидев блеск стали в его руке, ведьма взвизгнула, хотела уклониться, упала и покатилась вниз по каменистому склону, но Харальд, не растерявшись, бросился за ней, в прыжке настиг и мигом завернул ей на голову полу ее собственного плаща. Всякий ведь знает, что для обезвреживания ведьмы первым делом надо лишить ее возможности видеть и говорить – для этого обычно надевают на голову кожаный мешок. Мешка у него не было, и он, придавив трепыхавшуюся ведьму к земле, закутал ее в плащ, прижал коленом, не давая двинуться, и ловко обмотал ее своим поясом, притиснув руки к бокам. Ведьма что-то вопила из-под плаща, но, к счастью, сквозь шерсть на подкладке не доносилось ни одного ясного слова и все ее заклятья были бессильны. Тем не менее, Харальд на всякий случай ударил ее по затылку, чтобы оглушить. Ведьма затихла, крики прекратились, она больше не шевелилась.
Стараясь отдышаться, Харальд прикинул, что теперь делать. Экая наглость – творить волшбу возле священного камня, а потом напасть на сына конунга! Она заслуживает того, чтобы ее немедленно утопить в море. Но тогда вместе с ней придется утопить и пояс с серебряной пряжкой и хвостовиком – если развязать, она, пожалуй, выплывет, а пояса Харальду было жаль. Да и не годится ему самому судить кого бы то ни было, когда конунг находится дома.
Вздохнув – навязалась, тварь поганая, на голову, будто других забот нет! – Харальд поднял неподвижную пленницу, перекинул через плечо и пошел к усадьбе Эбергорд. Пусть конунг сам ее судит.
***
Гунхильда пришла в себя от того, что на нее обрушилось целое море холодной воды. Еще бессознательно она принялась отфыркиваться, мотать головой, кашлять; в затемненном сознании мелькнула мысль, что она тонет, Гунхильда забилась, не понимая, почему так трудно шевелиться, почему она не может поднять руки. Но поняла только, что лежит на чем-то твердом и холодном. По крайней мере, она была не в воде. Однако, открыв глаза, она почти ничего не увидела, потому что мокрые волосы совершенно залепили лицо. Она попыталась вытереть лицо о плечо, захлопала ресницами… увидела чьи-то ноги – большие мужские башмаки, со сбитой на сторону пяткой, мокрые снизу. Выше шли грязные обмотки и штанины из серого сукна. Рядом стояло деревянное ведро – видимо, из него ее и окатили. Вокруг было светло – значит, она где-то под открытым небом. Ну, разумеется: вокруг было холодно, и наполовину мокрая Гунхильда уже начала дрожать.
Когда она подняла голову, рядом кто-то взвизгнул, и почти одновременно мужской голос крикнул:
– Нет, Стюр, погоди! Так мы ничего не узнаем!
В это время взгляд Гунхильды дошел до дубины, которую держал обладатель мокрых башмаков и серых штанов, недвусмысленно собираясь обрушить сие оружие ей на голову. Гунхильда безотчетно попыталась прикрыть голову руками и обнаружила, что руки ее крепко связаны спереди. Голова отчаянно болела, они ничего не помнила – совсем ничего, что могло бы произойти в последнее время. Как она сюда попала, что происходит? Ее что, похитили? Полная недоумения и ужаса, она огляделась сквозь спутанные мокрые волосы. Она лежала на земле, похоже, во дворе какой-то усадьбы, поскольку вокруг виднелись стены построек из вкопанных стоймя широких толстых досок, а вокруг стояли люди, десяток или больше.
– Смотрите, очнулась! – заговорили над ее головой.
– Ой, смотрит!
– И-ингер, о-о-тойди!
– А вроде сейчас она в виде девушки?
– Да, глядите, совсем молоденькая!
– Вот пусть так и остается, мне нравится! – со смехом сказала кто-то. – А старух не надо!
Гунхильда окинула взглядом лица – никого из этих людей она не знала.
– П-попробуй только открыть рот без разрешения, я м-мигом снесу тебе голову! – произнес рядом мужской голос.
Он звучал твердо и решительно, и ясно было, что заикание идет не от страха, а в силу природного недостатка.
Гунхильда перевела взгляд и вздрогнула. Перед ней стоял молодой мужчина огромного, как ей показалось, роста, со светлыми волосами, белесыми бровями и рыжевато-золотистой бородкой. Голубые глаза смотрели на нее с гневом, выражение лица было суровое и непримиримое. А Гунхильда вспомнила его – именно этот человек вдруг вырос перед ней на тропе через рощу, за какие-то мгновения до того, как она потеряла сознание. И почти одновременно она вспомнила и все остальное. Они с бабушкой Асфрид попросили Кнута проводить их к священному камню Фрейи; они побывали возле камня и уже возвращались, но на полпути бабушка обнаружила, что обронила маленький нож с цепочки под нагрудной застежкой. Гунхильда побежала назад, надеясь найти его, пока бабушка отдыхала на поваленном дереве. Асфрид еще сказала, что если нож найдется внутри круга белых камней, его следует оставить там – значит, Фрейя пожелала взять. Но до Серой Свиньи Гунхильда не добралась. Она поскользнулась на крутой мокрой тропе и почти упала с пригорка, и в это время перед ней внезапно вырос незнакомый мужчина с гневно блестящими голубыми глазами. Она успела лишь подумать, что, может быть, он поймает ее и не даст упасть, а он вместо этого ударил ее по голове! Что было дальше, она не знала. И вот он принес ее куда-то, надо думать, к себе домой. А как же бабушка Асфрид? Кнут и его спутники? Они ведь не знают, куда она девалась, наверное, ищут в роще возле камня, зовут… Да, но сколько прошло времени? Гунхильда глянула на небо, но оно было сплошь затянуто серыми низкими тучами, и она не поняла, далеко ли до ночи. Правда, темнеть пока не начало… Если, конечно, еще продолжается тот же самый день.
– Что ты делала возле С-ерой Свиньи? – допрашивал тем временем обладатель сердитых голубых глаз. – Кто ты такая? Откуда ты взялась? Ты – ведьма?
– Н-нет, – хрипло отозвалась Гунхильда и попыталась покачать головой, но было так больно, что она запнулась и поморщилась. На глазах показались слезы. – Где я? Кто вы все?
– Ха! Она нас не знает! Вы слышали что-нибудь подобное? – весело воскликнул другой мужчина.
Он был старше и мог бы приходиться первому отцом; у него были такие же голубые глаза и светлые волосы, только они были пышнее, а борода длиннее, с сединой на щеках. Худощавый, не располневший к старости, как случается с состоятельными людьми, которым редко приходится недоедать, одет он был так хорошо, что Гунхильда посчитала его хозяином этой усадьбы.