Кольцо и крест
Шрифт:
— Нет, - Ведущий покачал головой, - во-первых, это не поможет. Как бы ты сам сформулировал проблему?
— Ильгет слишком скована. У нее великолепные данные. Она станет сильным кнастором. Но сейчас ее сознание сковано искусственно наложенными ограничениями. Их следует снять. Позволить ей мыслить и развиваться свободно. Я еще не работал с такими людьми, но я попытаюсь постепенно раскрыть перед ней всю сложность мира.
— Нет, Эйлар. Ты не сможешь ей ничего раскрыть постепенно. Она закроется при первой же твоей попытке оспорить ее дремучие представления.
— Сейчас, Ведущий?
– с изумлением переспросил кнастор, - но разве… я имею в виду, иерархия - ведь она не достигла еще и первой ступени?
— Какое это имеет значение? Я буду заниматься ею сам. Вместе с тобой. Мы должны сделать это в шоковой форме. Мы должны заставить ее раскрыться - и она сделает это. Она не может этого не сделать. Эти ограничения надо сломать, и она сломает их сама. Вот что, Эйлар. Я хочу видеть ее на Ярне. Торопиться не обязательно, идите через пространство - ей сейчас не стоит видеть наши пути. Но я хочу видеть ее. И тебя, и Айледу тоже.
Ведущий вдруг едва заметно улыбнулся.
— Ты же знаешь, Эйлар - Ильгет очень важна для Ярны. Очень важна. И повторяю еще раз - она важна для меня.
В конце февраля Арнис получил персональное задание от командования ДС.
Оно было связано с Ярной. Координатор по Ярне, центор Йэн Мирро, вызвал к себе Арниса и Дэцина, его непосредственного командира.
— Наши агенты зафиксировали несомненный всплеск активности сагона. Очевидно, кто-то из старых обрел тело.
— Слишком быстро, - пробормотал Дэцин. Мирро перевел взгляд на него.
— Да нет, почему же? Тринадцать лет. Ди Кендо, есть данные, что это именно ваш сагон. Откровенно говоря, я хотел бы иметь на Ярне и вас и Ильгет. Но по поводу ее…
— Мы в курсе, - сказал Дэцин, - командование имеет на нее другие планы.
Мирро не был посвящен в операцию с Великим Кольцом - ее курировал лишь один член высшего командования, префект Энкор. И как раз сейчас он настаивал на форсировании операции, то есть - Ильгет должна была в любом случае остаться на Квирине.
— Вот как?
– Мирро чуть поднял брови, - Хорошо, рад, что вы в курсе. Но вам, ди Кендо, придется работать в одиночку. Этот сагон должен выйти на вас.
— Хэйрион?
— Да. То самое имя. Легенду для вас уже разработали. Для работы в этом мире вы хорошо подготовлены. Для ускорения процесса можно вылететь со следующим грузовиком на Ярну, который идет через пять дней.
Ильгет расстроило известие о том, что Арнис должен уходить. Но что поделаешь? Такова жизнь бойца ДС.
В ясный февральский вечер почти все собрались в гостиной. Дом Кендо постепенно превращался в излюбленное место встреч - как-то повелось с того печального Рождества, что все привыкли собираться здесь. Ильгет сидела рядом с Иволгой и Венисом, нахохлившись над рыжеватым гладким телом гитары. Светло-коричневая Ритика растянулась у ног хозяйки. Марцелл и Ландзо тихо разговаривали у стола. Остальные - кто где, разбрелись по комнате. Арнис болтал ногой, сидя на подоконнике, и смотрел на сосновые стволы, за которыми небо уже темнело.
Запели негромко Иволгину, терранскую песню.
Эх, дороги… пыль да туман.
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей,
Может, крылья сложишь посреди степей.
Арнис не участвовал в хоре. Он знал, что когда дойдут до второго куплета, до "твой дружок в бурьяне неживой лежит", половина вообще перестанет петь, а остальные будут тянуть дрожащими тихими голосами. Позорище. Лучше бы и не начинали.
А дорога дальше мчится,
Кружится, кружится.
А кругом земля дымится,
Чужая земля…
Когда допели, Иволга протянула руку за гитарой.
— Давайте спою. Новый перевод сделала.
Все повернулись к ней. Иволгины переводы - это всегда интересно. Не случайно же, пол-Коринты уже ее песни знает.
Зазвенели мрачные, тяжелые аккорды. Вступил незнакомый инструмент с вязким тягучим звуком. Иволга запела густым голосом.
Расскажи мне, дружок,отчего вокруг засада.*
Отчего столько лет нашей жизни нет как нет.
От ромашек цветов пахнет ладаном из ада.
И апостол Андрей носит люгер-пистолет.
Оттого, что пока снизу ходит мирный житель.
В голове все вверх дном, а на сердце маета,
Наверху в облаках реет черный истребитель,
Весь в парче и в жемчугах с головы и до хвоста.
*Б.Гребенщиков
Арнис почти и не слушал, смотрел на Ильгет. Отросшие волосы стекали по щеке, на плечо, лицо словно заострилось, и глаза, казалось, лихорадочно горели. Но она такая всегда. Давно. И под глазами горят едва заметные черные точки. Детка, что же мы сделали с тобой? Как же я люблю тебя, солнышко, и как же мне тебя жалко. И снова ведь уходить надо.
Кто в нем летчик-пилот, кто в нем давит на педали?
Кто вертит ему руль, кто дымит его трубой?
На пилотах чадра, мы узнаем их едва ли.
Но если честно сказать, те пилоты мы с тобой.
А на небе гроза, чистый фосфор с ангидридом.
Все хотел по любви, да в прицеле мир дотла.
Рвануть холст на груди, положить конец обидам…
Да в глазах чернота, в сердце тень его крыла.
Изыди, гордый дух! Поперхнись холодной дулей.
Все равно нам не жить, с каждым годом ты смелей.
Изловчусь под конец и стрельну последней пулей.
Выбью падаль с небес. Может, станет посветлей.
Молчали долго. Дэцин повернулся к Арнису.
— Ну вот, это тебе. На дорожку. Выбей там эту падаль.
— Да уж, - буркнул Арнис, - гордый дух…
— Не в первый раз, - сказала Иволга, - всю жизнь этим и занимаемся.
— С Божьей помощью, - вставил Ландзо.
— А ты когда петь научишься, юный цхарнит?
– спросила его Айэла. Анзориец смущенно пожал плечами.
— Да какой из меня певец? Ты вот лучше спой - сама знаешь, что.