Кольцо королевы Фредегонды

Баскова Ольга

– Выйдете за ворота и пойдете по тропинке. Она одна среди сосен. Идите не сворачивая. Приятной вам прогулки.

Психолог кивнул и вышел за ворота. Действительно, вниз вела единственная тропинка, усыпанная рыжими еловыми иголками. Она словно ввинчивалась в сосновый лес и терялась в нем. Лихута медленно зашагал к морю, вдыхая неповторимый крымский запах, с ароматом сосен, можжевельника и моря, казавшийся вкуснее самых дорогих яств. Изумрудная хвоя с крупными, вертикально сидящими шишками-свечами ярко выделялась на фоне голубого неба. Заповедная тишина оглашалась только щебетаньем птиц. Лихута вспомнил слова Екатерины II о Крыме, вычитанные им в одной из книг, рассказывавших о путешествии императрицы по благословенному полуострову. Она писала: «Право, все это до того похоже на сказку из «Тысяча и одной ночи», что не знаешь, находишься ты наяву или во сне». Когда сосняк закончился, тропинка привела психолога в можжевеловую рощу. Мама Димы, Анна Антоновна, очень любила изделия

из можжевельника, и молодой человек прочитал несколько статей об этом растении. Он знал, что в Крыму растет пять его видов. Можжевеловая роща, в которую он спустился, состояла из высокого вечнозеленого можжевельника, стройных деревьев с конусовидной кроной, мягкой чешуевидной хвоей сизо-зеленого цвета. В гуще хвои бросались в глаза светло-зеленые ягоды, похожие на микроскопические еловые шишки, покрытые сизым налетом. Вскоре высокий можжевельник уступил место своему собрату – можжевельнику красному, покрывавшему склоны горы недалеко от берега моря, Это были уже не деревья, а невысокие кустарники с колючей хвоей. Дмитрий знал: ближе к осени их ягоды станут ярко-красными. На берег моря вели выложенные из белого камня ступеньки. Галечный пляж был совершенно пустым. Море сразу ослепило гостя своими золотыми бликами. Лихута подумал, что его цвет именно аквамариновый, не какой-нибудь другой. Когда-то его бабушка подарила Анне Антоновне кольцо с аквамариновым камнем. Вода в море была цвета этого драгоценного камня, без всяких примесей. На горизонте виднелось какое-то судно, напоминавшее рыболовецкое. Небольшая белоснежная яхта рассекала воду, оставляя пенистый след, в полукилометре от Лихуты. Чайки, как планеры, бороздили небо. Прозрачная вода не скрывала от него ни камешка. Нет, все же блаженство – отдых у моря, пусть даже тебя ожидают и не очень приятные дни. На пляже по-прежнему не было никого, и он решил, что это частная территория. Он вздрогнул, когда мелодия мобильного нарушила эту первозданную тишину. Звонил Ряшенцев.

– Как я понимаю, ты скоро присоединишься ко мне, – вместо приветствия отозвался Лихута. – Я прав?

– Прав, крокодил ты зеленый, – буркнул Ряшенцев. – Ты даже не представляешь, сколько потов с меня сошло, когда я уговаривал начальство дать мне отпуск. У них, видите ли, куча нераскрытых дел. Ну а я что, один работник на весь отдел?

– А что сказала жена? – поинтересовался Дмитрий. – Или ты умолчал, куда тебя несет нелегкая?

– Нет, не умолчал, и правильно сделал, потому что супруга отнеслась с пониманием. – По голосу чувствовалось, что Юрий улыбается. – Моей жене известно: если я что-нибудь втемяшил себе в башку, то уже не отступлюсь. А этот твой друг Истомин будет меня кормить и поить?

– Обещал взять нас на содержание, – весело сказал психолог и вдруг посерьезнел: – Юра, хорошо, что ты позвонил. Тут такое дело… Без твоей фантазии и опыта нам не обойтись. В общем, мы с Борисом Дмитриевичем решили: чтобы лучше познакомиться со всеми, кого он подозревает в убийстве своего племянника, мы соберемся в его владениях, на мысу, где и произошло преступление. Меня он представит как журналиста, который пишет о нем статью. Это позволит задавать вопросы и не вызвать подозрений.

– Неплохо придумано, – отозвался следователь. – Кстати, у меня есть знакомые в одном гламурном журнальчике в Приморске, – он хихикнул. – Это, конечно, смешно звучит – гламурный журнал в такой провинции. Но тем не менее издание пользуется популярностью. Редактор – моя хорошая знакомая. Я ей обязательно позвоню и попрошу за тебя. Понял, зачем я это собираюсь сделать? Если кто-нибудь захочет проверить, пусть позвонит в редакцию этого журнала. Они подтвердят, что у них есть такой корреспондент и он действительно собирает материал об Истомине.

– Верно, – воскликнул Лихута. – Как же я до этого не додумался! Вот попал бы впросак, если бы не ты!

– То-то, – назидательно заметил Юрий. – Учись, пока я жив.

– Вот поэтому я к тебе и обратился, – пояснил Дмитрий. – Итак, со мной мы разобрались. Теперь давай обсудим, как представить тебя. Если у тебя столько знакомых в прессе, может быть, тоже станешь журналистом? Хотя целых два журналиста на одного Бориса Дмитриевича – это уже подозрительно.

Ряшенцев немного помолчал и ответил:

– Ладно, я что-нибудь придумаю.

– Верю, – ответил психолог. – Когда увидимся?

– Уже взял билеты, – признался следователь. – Завтра выезжаю.

– Я сейчас переговорю с Истоминым и узнаю, где мы тебя встретим, – пообещал Лихута.

– Лады, – согласился Юрий. – Ну, я побежал собираться.

– Пока.

Окончив разговор, Дмитрий отправился домой. Именно на обратном пути он обратил внимание на высокие горы, грядой возвышавшиеся над шоссе, словно хребет гигантского животного. На их скальных склонах неизвестно каким образом зацепились корнями корявые маленькие сосны.

– Чудеса! – Психолог стал подниматься по тропинке. Пот покатился с него градом, смешиваясь с морской солью. Вот что значит сидячая работа! Если он по приезде домой не займется спортом, скоро ожиреет и будет передвигаться, как бегемот.

Глава 8

Париж, 561

год н. э.

Сад за крепостными стенами дворца был довольно запущенным, и мраморные холодные скамейки среди этого запустения смотрелись как инородное тело. Фредегонда, наскоро одев детей, повела их гулять. Меровей, средний непоседа, сразу убежал вглубь, и служанка, отдав Хлодвига старшему, белокурому Теодеберту, обещавшему стать красавцем, как его отец, помчалась за беглецом. Она застала ребенка на маленьком склоне, обрывавшемся в искусственном, чуть подернутом льдом пруду, и, неслышно подойдя сзади, вдруг с силой толкнула его. Меровей истошно закричал и покатился вниз. Фредегонда немного помедлила, дав ребенку упасть на тонкий лед, разбить его и погрузиться в ледяную воду, и только после этого бросилась следом. Разрывая платье, она покатилась по крутому, хотя и небольшому, склону и, оказавшись возле мальчика, схватила его за руку. Он не плакал, его бледное лицо ничего не выражало, и девушка поняла, что ребенок в шоке. Холодная вода обожгла ее, сковывая каждое движение, но Фредегонда превозмогла боль и стала тащить из пруда обмякшее тело Меровея.

– Да помоги же мне! – почти кричала она, и мальчик вдруг стал двигать ногами, действительно помогая ей. Она никогда не любила среднего сына короля, очень похожего на мать своей бледностью и светлыми волосами неопределенного цвета, и на мгновение в затуманенном мозгу мелькнула мысль, что его не нужно было спасать. Когда она выйдет замуж за короля, то сама родит ему детей, и именно они, а не отпрыски Аудоверы, станут наследниками трона. Ей безумно захотелось отпустить ребенка, снова столкнуть в ледяную воду, но к ней уже бежали слуги, и девушка с новой силой потащила его вверх. Пожилой слуга Гильом принял мальчика и укутал его теплым одеялом, кто-то набросил плащ ей на плечи и потащил в замок. Фредегонда сотрясалась от холода, никак не могла унять дрожь и, оказавшись в комнате, бросилась к огню, позволяя языкам пламени лизать окаменевшие ладони. Служанка королевы принесла ей какой-то горький отвар, и перед глазами девушки вновь возникла недавняя картина: старая колдунья улыбалась, помешивала какое-то варево в котле, скалила зубы и с презрением смотрела на девушку:

– У тебя такая сила, а ты не можешь соблазнить короля. Я в тебе разочаровалась.

– Я могу, могу, – прошептала Фредегонда и погрузилась в глубокий, живительный сон.

Она проснулась, когда в единственное окно глянул солнечный луч и осветил старые стены древнего замка. Фредегонда удивилась, что в комнате никого не было: по неразобранным постелям королевы и детей она поняла, что семейство здесь не ночевало. Но что же случилось? Девушка села на кровати и нервно сжимала и разжимала пальцы. Вчерашнее происшествие могло как возвысить, так и погубить ее. Оставалось надеяться, что ребенок не понял, почему свалился в пруд, и эта мысль юлой сверлила мозг. Когда открылась дверь и вошла королевская чета, Фредегонда вскочила с постели и поклонилась. Руки затряслись от испуга, она знала, как страшен королевский гнев, но Хильперик явно не гневался на нее, он улыбался, и у девушки немного отлегло от сердца.

– Дамуазель, вы спасли моего сына, – сказал он и посмотрел на Аудоверу, стоявшую возле него как изваяние. – С этого дня вы для нас больше чем служанка, и я хотел бы отблагодарить вас.

Фредегонда склонилась еще ниже:

– Спасибо, синьор, но я не могла поступить иначе. – Она вдруг выпрямилась, вскинула голову и смело и призывно посмотрела на Хильперика, как бы говоря ему всем округлившимся телом: «Смотри на меня, люби меня, потому что я прекрасна». Ее зеленые глаза горели, щеки пылали румянцем, алые губы звали к поцелуям, формы говорили о наслаждениях, и король вдруг почувствовал вожделение. Он стоял, не сводя глаз с этой богини – только правила приличия не позволяли ему сжать ее в объятиях, – и Аудовера, на которую Хильперик не обращал внимания, будто ее здесь и не было, сразу все поняла. Перед ней стояла будущая фаворитка мужа, которая могла в любой момент ухудшить ее и без того шаткое положение – для нее никогда не было секрета, что супруг не пылал к ней страстью, лишь исполнял супружеский долг, чтобы произвести – да, именно произвести – наследников. Конечно, она не так красива, как эта чертовка, но законная жена и будет бороться за свое счастье.

– Я бы хотел, чтобы моя жена стала вашей крестной. – Хильперик продолжал пожирать Фредегонду глазами, думая, что в свободную минуту нужно обязательно к ней наведаться. – Надеюсь, вы не возражаете. Вас окрестят вместе с моим сыном.

Девушка почувствовала его состояние, увидела его восхищенный взгляд, раздевавший ее, поняла, что овладел бы ею сейчас, если бы рядом не было жены, улыбнулась и наклонила голову:

– Я буду счастлива, синьор.