Кольцо королевы Фредегонды

Баскова Ольга

Хозяин покачал головой:

– К сожалению. Но у него осталась записная книжка. Я покажу ее вам.

Психолог отодвинул чашку с чаем:

– Тогда я хотел бы приступить прямо сейчас. Правда, у меня остался всего один вопрос. У Виктора была девушка?

– Они расстались за полмесяца до его смерти. – Голос Бориса Дмитриевича не дрогнул. – Он сам рассказал мне об этом. Я уже говорил, Витя от меня ничего не скрывал.

– Ваш племянник переживал это расставание? – поинтересовался психолог. Истомин махнул рукой:

– Что вы, вовсе нет. Даша никогда ему особо не нравилась. Ее желание выйти замуж за обеспеченного парня и жить сытой и беззаботной жизнью слишком бросалось в глаза. Но не думайте, я не советовал ему ее бросить. Я видел, что представляет собой эта девица, однако не вмешивался в их отношения.

Лихута виновато улыбнулся:

– Что ж, пока вопросов нет.

Борис Дмитриевич решительно встал из-за стола. На его лице было написано удовлетворение.

– Идемте.

Когда они вышли из беседки, солнце закрыли тучи. Начал накрапывать дождь. Легкий морской ветерок шевелил седые волосы на голове хозяина. Лихута почувствовал усталость и зевнул, прикрыв рот рукой. Захотелось прилечь и немного поспать. Хозяин заметил зевок, который гость попытался скрыть.

– В послеобеденное время лучше отдохнуть, – сказал он. – Тем более вы с дороги. Отправляйтесь к себе и поспите. Осмотреть

комнату Вити вы сможете и чуть позже, она находится рядом с вашей.

Лихута не возражал:

– Да, пожалуй.

Они вошли в дом.

– Я сам уберу со стола и вымою посуду, – произнес Борис Дмитриевич. Дмитрий выразил готовность помочь, но хозяин замотал головой: – Я все сделаю сам. После смерти Вити лишь дела позволяют мне еще оставаться на плаву. Прошу вас, не лишайте меня этого удовольствия.

Психолог не стал спорить. Он знал: чтобы отвлечься от грустных мыслей, нужно сосредоточиться на какой-нибудь работе.

– Да, я вас понимаю.

– Тогда хорошего отдыха.

Борис Дмитриевич повернулся и отправился в беседку, а Лихута поднялся на второй этаж в свою комнату и прилег на кровать. Его одолевала сонливость, однако сон все не шел, и парень стал размышлять над тем, что услышал от хозяина. Итак, его племянник покончил жизнь самоубийством, оставив записку, которая совершенно ни о чем не говорит. Нет, пожалуй, говорит, и в пользу рассуждений безутешного дяди. Самоубийцы редко пишут такие записки. Самые распространенные – это «в моей смерти прошу никого не винить». Правда, если человек тщательно готовит свой уход из жизни, он может подобрать и красивую цитату. Но, судя по всему, этот парень ничего не готовил. Допустим, он и вправду решил свести счеты с жизнью, и дядя не знает причины. Зачем же ехать на Остров? Виктор мог сослаться на занятость, на плохое самочувствие, наконец, на свидание и никуда не поехать, а повеситься дома. Здесь, на участке, сколько угодно подходящих деревьев. Зачем же, любя дядю, заменившего ему отца и мать, вешаться чуть ли не у него на глазах? Это не совсем логично. Впрочем, в суициде порой нет логики. Или просто ее не могут отыскать? Вряд ли… Есть статистика по причинам этих самых суицидов. И она гласит: кое в чем Истомин прав. Ну не мог Виктор повеситься из-за несчастной любви, даже если и был романтическим юношей. Тот, кто собирается покончить с собой по этой причине, по-другому покидает мир. Эти парни и девушки театрально обставляют свое самоубийство, долго его планируют, продумывают предсмертные записки, и особенно заботятся о том, чтобы после смерти их тела выглядели красиво. Вот почему наиболее частые способы «любовного» самоубийства – самоотравление и перерезание вен. Труп Виктора однозначно привлекательно не смотрелся. Синее лицо, высунутый язык, выпученные глаза… Правда, нередко способы самоубийства, совершенные на почве любовных неудач, копируются из художественной литературы и фильмов. В психологии это явление носит название «Синдром Вертера» – по имени персонажа романа Гете «Страдания молодого Вертера». Недаром этот роман запрещался в Германии около двухсот лет назад. Молодые люди читали книгу и полностью копировали поведение главного героя. Зачастую подобные самоубийства являются способом шантажа и манипуляции объекта любви, попыткой вызвать у него угрызения совести. Вот почему покинувшие мир от несчастной любви пишут совершенно другие предсмертные записки. Они обвиняют во всем своих возлюбленных и сопровождают это фразами типа «Вот я умру, и ты поймешь…». Нет, смерть от любви можно смело исключить. Тем более, как считает японский суицидолог Ямамото Тэй, число самоубийств, совершаемых именно из-за неразделенной любви, особенно велико в возрасте от четырнадцати до шестнадцати и резко сокращается к двадцати пяти годам. Ладно, оставим несчастную любовь. Что же тогда могло стать причиной суицида? Конфликта с родственниками не было. Борис Дмитриевич не лжет. Ничто в разговоре не обличило его в неискренности: ни жесты, ни мимика. Что же тогда? Одиночество? Непонимание? Утрата смысла жизни, как любят выражаться многие, которых удалось вытащить из петли? Но хотя бы что-нибудь из перечисленных причин должен был заметить его дядя? По его словам, Виктор выглядел не подавленным в тот злополучный день, а, скорее, озабоченным, пытался о чем-то предупредить… В чем же дело?

Глава 6

Суассон – Париж, 561 год н. э.

Фредегонда поселилась у принца Хильперика. Именно к его жене Аудовере, которой требовалась помощница, привезли черноволосую ведьму. Для девушки – так считала только она – ничего не изменилось, хотя многие бы с ней не согласились. Ее одели так, как она никогда еще не одевалась, причесывали по моде, научили читать и писать, доверили детей и порой поверяли секреты. Но этого было мало, она хотела стать королевой – и немедленно, но не становилась и очень сокрушалась, что предсказание ведьмы не сбылось и подаренное кольцо не принесло никакой пользы. Впрочем, пожаловаться на отношение к ней, простой служанке, она не могла. Принцесса Аудовера и три ее сына обожали девушку, и Фредегонда, став ее приближенной и подругой, делала вид, что платила ей такою же любовью, но на самом деле люто ненавидела. Ее хитрый изворотливый мозг работал день и ночь. Она влюбилась в мужественного и красивого принца Хильперика, который иногда – только иногда – оказывал ей знаки внимания, и страдала оттого, что не делит с ним ложе и будущий трон – чертовка не сомневалась, что Хильперик в конце концов станет королем, нужно только дождаться смерти старика. Но женится ли на ней принц? Ну чем, чем эта жалкая принцесса лучше ее? Разве можно сравнить смоляную гриву с мышиными волосами Аудоверы, щуплую фигурку с округлыми формами? К тому же синьора уже не первой свежести, раннее замужество и роды оставили следы на ее лице, кожа пожелтела, покрылась мелкими морщинами, немного обвисла на шее и подбородке. Неужели он, Он, не видит, какая красавица прислуживает его женушке? Неужели ее низкое происхождение помешает всем честолюбивым планам? Как извести Аудоверу и завоевать Хильперика? Как? Подобные размышления нисколько не тревожили ее совесть. Фредегонда прекрасно понимала, что стала для синьоры больше чем служанкой, скорее членом ее семьи. Аудовера часто говорила, что девушка похожа на ее сыновей – такая же белая кожа, большие глаза и густые черные волосы. К тому же принцесса, чувствовавшая себя одинокой, когда Хильперик уходил в военные походы вместе с братьями, остро нуждалась в близком человеке. Точнее сказать, в отсутствие мужа она нуждалась в родственной душе больше обычного. В такие дни родовой замок отца Хильперика, короля Хлотаря из династии Меровингов, обычно наполнялся родней: принцессами, королевами, наложницами, и Аудовера, как мышка, лишь мельком показывалась в залах, боясь встречи с родственниками и нахлебниками. Фредегонда, уже давно равнодушно относившаяся к религии и тем не менее посещавшая со своей госпожой мессы (не могла же она сказать о себе правду), на которых пузатый капеллан взывал к праведной жизни, с удивлением узнала, что короли не прочь ввести многоженство: бывало, они женились по несколько раз. Надоевшая супруга

просто-напросто удалялась в изгнание, и ее место занимала новая. Иногда бывшие жены возвращались и продолжали жить в замке как ни в чем не бывало. Аудовера с осуждением показывала их своей служанке, но та никак не могла запомнить имен этих многочисленных женщин. Да и стоило ли? Если она станет королевой, король никогда ее не прогонит. Но пока это были мечты. Уложив детей спать, Фредегонда подходила к единственному окошку в комнате принцессы, прислушиваясь к ровному дыханию мальчиков, и, отодвинув кожаный полог, выглядывала на улицу. Город, жужжавший днем как улей, к вечеру начинал стихать. В нос ударял острый запах нечистот, от реки несло сыростью, холодные звезды равнодушно мерцали на черном небе, горячий летний воздух обволакивал лицо влажной паутиной. Ей хотелось спуститься в город и побродить по узким улицам, но это не одобрялось. До приезда мужчин женщины выходили из дворца только к мессе – этот порядок завел дворцовый управитель, худой, желчный и очень набожный священник. Нет, им не запрещалось показываться на улице – просто порицалось, и этого было достаточно, чтобы все сидели в замке, как пауки в банке. Служанка понимала, что в такие минуты активно плелись интриги, рождались сплетни, но они ее мало волновали. Загибая пальцы, она считала дни до возвращения своего господина, в которого влюбилась как кошка, и надеялась, что они покинут Суассон и уедут на загородную виллу. Но слишком короткими были порой мирные периоды, и женщины, в который раз проводив мужей и любовников на войну, возвращались в муравейник, и тогда служанка и госпожа, дыша благовониями в тесной комнате, вспоминали свежий воздух в Берни, тучных коров на пригорке, сочную изумрудную траву. Однажды, когда женщины в замке бегали в радостном возбуждении – мужчины только вернулись с победой из похода, – гонец принес грустную весть: королю Хлотарю на охоте стало плохо и его привезли на любимую виллу Брей в тяжелом состоянии. Дамы тут же затараторили, что престарелый Хлотарь давно забыл, сколько ему лет, что ему уже месяца три нездоровилось, по утрам мучила лихорадка, сотрясая некогда могучее тело, но он не хотел отказываться от привычек, бесполезно сопротивляясь старости, от которой, как известно, нет лекарств, и ездил на охоту, как и в былые времена, когда был еще молодым и непобедимым. Братья тут же сорвались с места и отправились в Брей, чтобы успеть сказать отцу прощальные слова – он протянул всего три дня. А потом Хильперику удалось захватить парижский трон, и Аудовера – не Фредегонда – стала королевой. Взять город не составило труда, Хильперик просто выдал жалованье солдатам, и они с удовольствием впустили внушительное войско Хильперика.

Из родового замка Меровингов они переехали в парижский, заброшенный: Хлотаря он давно не интересовал. Это было огромное мрачное строение, по коридорам которого гулял ветер. В очагах уже много лет никто не выгребал золу, с окон свисала серая паутина, стены местами покрылись плесенью. Слуги, больше напоминавшие нищих бродяг, за скудные деньги привели его в порядок за несколько дней, точнее сказать, постарались это сделать, и король, вызвав жену и детей, с тоской думал о том, что парижские земли были такими же заброшенными, как и замок. Ну ничего, он исправит положение, лишь бы не помешали братья. От них можно ожидать всего, особенно сейчас, когда земли отца остались без присмотра. В дверь робко постучали, и слуга доложил о приезде королевы. А вскоре Аудовера робко вошла в плохо протопленную комнату в своем парчовом наряде, с многочисленными золотыми украшениями, которые не придавали ей привлекательности, и Хильперик, обративший внимание на ее утиную походку, понял, что жена снова беременна. Король подумал, что по плодовитости ее можно было сравнить с крольчихой, ни одна женщина из его родни не рожала после редкой близости между военными походами, а жены его братьев вообще были бездетны. Аудовера робко и с обожанием посмотрела на мужа, и он поморщился: супруга не выглядела привлекательной и не вызывала восхищения. Желтое одутловатое лицо с мелкими морщинками, тусклые глаза, серые губы, бледные щеки – своим видом она не вызвала в нем никакого желания. И когда рядом с ней показалась соблазнительная молодая женщина, державшая на руках их младшего сына – младенца Хлодвига, – он с удовольствием перевел взгляд на нее.

– Как вы добрались?

Аудовера закашлялась: она робела перед мужем, как в первые дни супружества.

– Спасибо, все хорошо.

Ее покорный тон и овечьи глаза вызывали жалость и презрение, и Хильперик впервые в жизни задумался, а любил ли он ее когда-нибудь? Возможно, что и нет, король даже не мог вспомнить, какой была Аудовера, когда они поженились, – красива или нет. В памяти возникала расплывчатая фигура в мешковатом платье, с серым пятном вместо лица, и эти воспоминания не доставляли удовольствия. Его величество подумал, что между ними давно ничего нет – он испытывал уважение к супруге как к матери своих детей – и только. А вот эта черноволосая зеленоглазая служанка была даже очень ничего. К ней стоило присмотреться. Она скрасит его серые будни.

– Я распорядился, чтобы вам отвели лучшие комнаты, – буркнул Хильперик и кивнул слуге: – Проводите королеву.

Их провели в прохладные покои, в которых лишь недавно развели огонь, и Фредегонда тут же положила младенца Хлодвига на постель с нагретыми простынями. Аудовера бессильно опустилась на кровать и сложила руки на коленях.

– Мне здесь не нравится, – сказала она, вздохнув. – Скорее всего, я вернусь на виллу. В этом замке мрачно, холодно и неуютно.

Фредегонда вздрогнула. Королева, несомненно, захочет взять ее с собой – и тогда прощай, Хильперик и все ее честолюбивые мечты. А она захочет, можно было не сомневаться. Обязанности служанки – присматривать за детьми, а дети поедут с матерью.

– Я бы на вашем месте не торопилась. – Фредегонда присела на стул и погладила по голове среднего принца Меровея, который тут же забрался к ней на колени. – Вам нужно быть на приемах, которые устроит ваш муж. Здесь много уважаемых и знатных людей, и их нельзя разочаровывать.

Аудовера потянулась и сжала руку служанки:

– Пожалуй, ты права. – Она сняла золотую цепь и дернула шнурок на платье. – Помоги мне раздеться. Я ужасно устала и хочу спать.

Спустив с колен мальчика, Фредегонда помогла госпоже избавиться от одежды и заботливо укрыла ее одеялом.

– Отдохните, – ласково сказала она. – Надеюсь, утром у вас улучшится настроение.

Ее величество закрыла глаза и через минуту засопела. Служанка еще немного повозилась со старшим и средним принцами – младенец уже дремал, – и когда королевская семья затихла, подошла к окну и отдернула кожаную занавеску. Стояла глубокая осень. За окном уже кружились первые снежинки, еле видимые в темноте, и Фредегонда не удивилась, когда из этих снежинок вдруг соткалось лицо лесной ведьмы, ехидно улыбавшееся в ночной промозглости.