Кольцо Неба
Шрифт:
– Уже близко! – подбадривал его Бенкей.
Задыхаясь из-за испарений в воздухе, Джек сосредоточился на лице Бенкея, дотягиваясь до последней доски. Но та не выдержала его вес.
– Поймал! – крикнул Бенкей, схватив Джека за вытянутую руку, пока он не улетел в бездну. Кряхтя, он с нечеловеческим усилием вытянул Джека из бездны. Они рухнули на землю, покрытую пеплом.
– Ты меня пугаешь, нанбан, - сказал Бенкей. – У тебя есть желание, что сильнее смерти!
Джек покачал головой.
– Просто я не боюсь смерти.
Бенкей ему не поверил.
Но это было правдой. Джек уже много раз смотрел в лицо смерти, потому уже не боялся ее. Хотя при этом умирать он не хотел. Как говорил когда-то Йори: «Олень бежит от льва не из страха, а из любви к жизни».
– ГАЙДЗИН!
Джек резко сел. На другой стороне ущелья на куске моста свисал Казуки. Райден медленно поднимал его за веревку.
Оказавшись вне бездны, Казуки яростно закричал:
– Я перекрою все дороги, все тропы. Я настрою всех ронинов против тебя. Ты никуда не сбежишь и не спрячешься. Я найду тебя и уничтожу, гайдзин, даже если это меня убьет!
21
БЫК И ТЕЛЕГА
– Мы избавились от них… пока что, - выдохнул Бенкей, упав под деревом.
Джек сел рядом с ним, пытаясь перевести дух. Пережив падение в бездну, они взобрались на вершину Нака-дакэ и теперь спускались по его склонам, оставляя Казуки и его банду Скорпиона искать другие пути. Решив сохранять лидерство, Джек и Бенкей не останавливались день и ночь, пока бежали по равнине. Они прошли между горами Кишима и Эбоши, а теперь шли к расщелине в западной стене впадины.
И хотя признаков погони не было, Джек не согласился с Бенкеем и покачал головой.
– Почему? – спросил Бенкей. – Они не знают, куда мы ушли.
Джек печально посмотрел на Бенкея.
– Казуки знает, что я иду в Нагасаки.
Бенкей закатил глаза.
– Тогда зачем нам бежать?
– Мы должны добраться первыми. Если я сяду на английский или голландский корабль, то спасусь.
– Будем верить, что никто не ждет тебя там, - ответил Бенкей, раскрыв сумку и вытащив два рисовых пирожка. – Я слышал, что в Нагасаки торгует много португальцев.
Джека словно ударили по лицу. Он представлял Нагасаки, как порт, словно Лондон, где было множество торговых суден со всего мира, а не корабли врага Англии. Но, если подумать, из всех экспедиций англичан только некоторые умудрялись доплыть до Дальнего Востока. А до Японии – вообще единицы, как его «Александрия». И теперь он понимал, насколько Япония закрыта от иностранцев, потому очень сложно будет найти нужный корабль.
Джек ел рисовый пирожок, думая, что он может гнаться за невозможным.
Бенкей сделал глоток из кувшина, протянул его Джеку.
– Почему Казуки так зол на тебя? Он ведь не только из-за приказа Сёгуна. Он мстит.
Джек тяжко вздохнул, вспоминая давнюю вражду с Казуки. С той стычки во дворе Нитен Ичи Рю их соперничество дошло до битвы при замке Осака, дуэли на мосту Кизу, Казуки люто ненавидел его.
– Он потерял мать из-за болезни от иностранного священника, - объяснил Джек. – Казуки винит всех гайдзинов в ее смерти… особенно, меня.
– Но ты ни в чем не виноват, - выдохнул Бенкей.
– Я не простой гайдзин. Я – первый иностранец-самурай. Это еще одна причина ненавидеть меня. Как и Сёгун и сенсей Кюзо, он считает меня помехой, которой здесь быть не должно.
– Самураи! Они такие странные. Я никогда не видел мать,… но я же не виню всех самураев вокруг.
Джек был в смятении.
– Не понимаю. Ты же все время говорил о матери.
Бенкей доел рисовый пирожок и помрачнел.
– Я говорил о хорошей маме… которую хотел бы, - сообщил он. – Настоящая бросила меня ребенком. Мабики, как говорят фермеры, вырывает слабые ростки риса. Моя мать была самураем, а отец – рабочим фермером. Их любовь была запретной. А я был нежелательным плодом их любви.
– Так ты самурай! – сказал Джек, радуясь и печалясь от этой новости.
– Нет! – резко ответил Бенкей. – Но и не фермер. Я не подхожу ни к одному слою общества.
Он проглотил остатки риса, а потом вскинул пустые руки. Он выдавил улыбку.
– Но я выжил и стал неплохим фокусником!
Взмахом руки он вытащил из воздуха микан и протянул оранжевый фрукт Джеку. Он вытащил из сумки еще один и принялся его чистить. Они молчали какое-то время.