Кольцо приключений. Книга 4. Кольцо 2050 года
Шрифт:
Я был в таком состоянии, что если бы судьба России была в моих руках, то ни о каких революционных событиях не было бы речи, а если бы и были, то где-то на кухоньке, ночью за занавешенными окнами.
Военное положение есть военное положение. И война есть война. Лучше сразу выдавить нарыв, чем ждать гражданской войны и следующих за ними массового уничтожения дворянства и офицерства, а затем и массовых репрессий среди всех слоев населения России.
Россию и так, и так никто бы не любил, как это сегодня у нас, но зато Россия сохранилась бы для дальнейшего развития и вряд ли бы началась Вторая мировая война. Хотя этот вывод все равно сомнителен, но она развивалась бы по совершенно иному сценарию, потому что в демократическом государстве могла бы возобладать реальная оборонительная военная доктрина, учитывающая то, что на острие агрессии будут находиться Польша, Великобритания и Франция. Где Германия, – спросите вы. А Германия вряд ли будет ополчаться против России, потому что единственной страной, которая помогла бы Германии преодолеть последствия поражения в мировой войне была бы Россия. Вполне возможно, что и фашизма бы не было, а было бы демократическое развитие одного и мощнейших государств Европы.
– Но сейчас-то ты не из французской армии, а откуда сюда заявился? – спросил дядя.
– Ты не поверишь, – улыбнулся я, – но вот эту девушку зовут Ольга и она подтвердит, что я говорю правду и только правду. Она с тобой посидит, а я выйду в аптеку и по пути закажу нам что-нибудь поесть в номер.
Я не так хорошо знаю Петроград, но вспоминал мое первое посещение его и шел в сторону, где располагалась одна из крупных аптек. Нужны перевязочные средства, йод или перекись водорода, ацетилсалициловая кислота, свинцовые примочки. На обратном пути зайду в ресторан гостиницы и сделаю заказ в номер.
Я шел в каком-то радужном настроении и внезапно был остановлен ударом сзади по плечу и восторженным голосом на французском языке:
– Во-ло-дя, ты куда исчез? Во французской военной миссии сказали, что ты там появился всего лишь один раз. Ага, мы знаем, куда ты подевался, ты нашел себе маркизу и потерялся в ее замке…
Сзади меня стояли и тараторили мои боевые товарищи по нашей эскадрилье лейтенанты Бове и д'Анесельм.
– Господин лейтенант, – торжественно произнес Бове, – от имени Французской республики вы объявляетесь арестованным и доставляетесь в ресторан «Старыдру».
– В какой-какой? – изумился я.
Бове посмотрел в какую-то бумажку и сказал, читай сам:
– Старыдру.
Я прочитал, ресторан «Старый друг», то, что было написано на латыни, действительно читалось как Старыдру. Даже была нарисована схемка, как туда добраться.
– Друзья, – сказал я, – я вас туда отведу, но потом мне нужно будет уйти, потому что я очень занят.
Ресторан мы нашли сравнительно легко. За столом сидели еще несколько французских летчиков и русских офицеров со значками пилотов.
– Господа, – громко объявил Бове, – представляю вам французского летчика, кавалера ордена Почетного легиона с русским именем Во-ло-дя. Самый храбрый и удачливый летчик нашей эскадрильи.
Все были хорошо навеселе, совсем не так как празднуют французы, а так, как бывает, когда за столом в качестве хозяев находятся русские.
– Нам очень приятно приветствовать русского героя Франции, – взял ответное слово поручик, – у нас тоже есть герой, даже дважды, Дваегория, поручик Георгиев, храбрец и георгиевский кавалер. Поэтому, за героев по полной, и до конца!
И мне был подан фужер с водкой. Такой же фужер был и у поручика Георгиева. Под возгласы: героям, ура! – мы осушили фужеры и сели плотно закусить. Когда знаешь людей, которые сидят за столом, то получается, что ты из-за этого стола и не вставал. Я с кем-то и о чем-то говорил, переводил слова моих друзей, поддерживал тосты, предлагал сам и, в конце концов, оказалось, что я принял предложение поручика Георгиева поехать в Гатчину, чтобы с утра провести показательный бой российских и французских асов. Я пытался отказываться, но был вместе со всеми посажен во вместительный штабной автобус и уехал в Гатчину.
С утра я был в хорошем настроении. Сказалось, что я хорошо закусывал и пил немало жидкости, чтобы спирт не связывал собой жидкость в организме, и с утра у меня не было «сушняка». Мне приготовили летную форму и я, одеваясь, с каким-то ужасом думал о том, что мои летные приключения были просто кошмарным сном, который больше никогда не повторится и что все, что я сейчас делаю, является продолжением этого сна.
Глава 38
Я вышел из домика и увидел группу офицеров России и Франции, что-то оживленно осуждавших. Мне помахали рукой, и я подошел к офицерам. Обсуждались вопросы предстоящего боя. Категорически запрещались тараны и повреждение самолетов. Самолеты одинаковой конструкции. Задача – создать ситуацию, когда противник мог быть сбит. Бой продолжается до создания трех таких ситуаций. Победителем считается создавший две такие ситуации.
Мы пошли к самолетам. Я думал, что я все забыл, но как только я сел в кресло, привязался ремнем, так сразу почувствовал, что я никогда не выходил из боя и готов взлететь в любую секунду. И даже на дельтаплане я летал не как любитель, а как летчик.
Взревел мотор, самолет затрясся, готовясь сорваться с места. Я поднял руку и с «костыля» был убран стопор. Самолет порулил на взлет. Тот, кто летал на современных пассажирских самолетах, помнит, как на разбеге вас вдавливает в кресло, совсем не так, как на автомобиле, и скорость разбега не та. Мне как-то один военный летчик сказал, что, когда он взлетает на поршневом самолете, тот ему хочется выскочить из кабины и бежать впереди самолета. Мне не хотелось выскочить из кабины, но все равно было странно, что самолет на такой скорости может взлететь. И он взлетел по пологой траектории, медленно набирая высоту.
Воздушный бой – это танец наших далеких предков, которые раскрашивали свои тела разноцветной глиной и или краской из пепла сожженных деревьев, танцевали угрожающую пляску, показывая, как они будут грозить своему противнику, догонять его и нападать на его деревни. Так же и самолеты раскрашиваются различными фигурками, зверями, крестиками по числу сбитых противников, напоминая тех же пещерных людей, только нашедших способ вырваться на просторы Вселенной.
Я и поручик Георгиев применяли все свои навыки и умения, чтобы атаковать и не оказаться в положении атакуемого и это нам удавалось до тех пор, пока я не понял, что мой «противник» предложил лобовую атаку. В тот момент то ли у меня было такое настроение, то ли Георгиев все-таки считал меня не русским, а французом, но я принял его предложение и пошел на него тоже в лоб. Мы неслись, понимая, что никто из нас не отвергнет и что мы и отвернуть при желании уже не могли. Одинаковые люди мыслят одинаково. Если бы я стал уходить вверх, то и Георгиев пошел бы вверх. Если бы он пошел вниз, то и я пошел бы вниз. Даже любой водитель, видя, что на него по его полосе несется автомобиль, инстинктивно крутит руль влево, так и я в последний момент стал уходить влево. И самолет Георгиева тоже ушел влево, а с моей стороны – вправо. Почти одновременно мы приземлились и выслушали тирады русского и французского матов. Среди офицеров уже стояли начальствующий Гатчинской школой пилотов и командир Гатчинского летного отряда. Мы видели, как они с земли грозили нам кулаками, но на земле ограничились только грозными жестами указательного пальца. С офицерами по-другому разговаривать нельзя. Все вину за лобовую атаку взял на себя Георгиев:
– Господа, господа! Во всем виноват только я. Я совершенно забыл, что мой визави русский.
Тут уже возмутились французы:
– Неужели вы думаете, что французы трусят ходить в лобовую атаку!
– Не в том дело, господа, – разъяснял Георгиев, – задача лобовой атаки – вынудить противника уйти с пути и поставить его в невыгодное положение. Самый разумный никогда не пойдет на таран или на столкновение, но в самолетах два одинаковых пилота, которые все-таки отвернули друг от друга в последний момент. Поэтому не может быть и разговоров о том, кто победил в этом поединке. Проигравших нет. Победили все.