Кольцо «Принцессы»
Шрифт:
– Ну хорошо, мы сейчас находимся в России? Или в Китае? Где?
– России нет, – вдруг обронил умирающий. – А так хотелось перед смертью взглянуть на родные места…
– Погоди, дедушка. А здесь-то что? Кругом русские люди…
– Здесь лазарет.
– Ладно. Чья это территория? Какое государство?
– Разве это государство?.. Государство, когда есть государь. А в империи – император…
Кажется, старик давно впал в детство…
– А здесь кто управляет? – спросил Герман.
– Здесь Иван Ильич…
– Иван Ильич –
– Господь Бог…
– Да это понятно! – Шабанов терял терпение. – Я хочу выяснить, где я сейчас нахожусь! В какой стране?
Старик поморгал, слегка разогнав муть в глазах, посмотрел более осмысленно и вдруг спросил:
– Ты не летчик ли, мил человек? Это не твой самолет упал возле Данграласа?
Герман хотел немедленно уйти – кажется, он стал здесь популярной личностью, если даже этот божий одуванчик слышал о нем, да еще и узнал!
Но старик расцепил пальцы на груди и протянул сухонькую, блеклую ладонь.
– Дай руку… Дай, хочу подержаться за тебя. Скажи, что там теперь? В том пространстве, где была Российская империя? Люди еще есть?.. Нет, не животные в образе человеческом, не строители коммунизма… Обыкновенные грешные люди?
– Есть. И очень много! Их всегда было много…
– Какая хорошая рука… Крепкая… Я слышал, большевики первыми в космос полетели? Это правда?
– Правда…
– А ты большевик?
– Нет, не успел…
– Что не успел?
– В партию вступить. У нас же перестройка была. Коммунисты разбежались, теперь демократия.
Старик помолчал, опустив свои бумажные веки, затем приподнял их, проговорил дрожащим тенорком:
– Заблуждение, химера… Россия жива, если есть имперский дух. Нет империи, нет России… Ну, теперь ступай. И позови сестричку.
Мысль, что он попал на территорию некой русской общины, у Шабанова появлялась и раньше. Теперь же умирающий старик подтвердил догадку: безусловно, это иммигранты первой волны и их потомки, проживающие компактно в иноязычной среде, зарубежные соотечественники. Но это им не помешало заманить русского летчика в ловушку и захватить «принцессу». Конечно, им самим она не нужна, сделали это по чьей-то заявке. Подослали слабоумную или, напротив, очень опытную в таких делах девицу, усыпили бдительность духовым мылом, мясом по-французски и взяли как пацана…
Теперь и он иммигрант, потому что без «принцессы» или ее колечка возвращаться домой, значит сразу же угодить на тюремные нары. Наверное, дадут много, выйдешь стариком…
– А во вам! – уже в коридоре показал Шабанов. – Оставаться тут с продажными скотами… Да лучше сяду!
Он пробежал по всем шести палатам, в одной нашел мальчика-подростка на кровати, и никого из обслуживающего персонала. Ни врачей, ни дежурной сестры, и даже нянечки нет! Оказавшись на лестнице в конце коридора, он спустился на первый этаж и увидел дверь с надписью «Ординаторская». Иван Ильич спал на кушетке между двух стеклянных шкафов, укрывшись белым халатом, а рядом, на тумбочке, стоял его дурацкий старомодный саквояж.
Герман сунул ему пистолет под нос.
– А ну, встать!
Тот вскинул голову, сонно похлопал глазами и внезапно обрадовался:
– О! Вы уже здесь? Отлично! Кто вам помог выйти из анабиоза?
– Где НАЗ? – Шабанов вздернул стволом подбородок доктора.
– Что? Какая НАЗ?
– Не надо прикидываться, Иван Ильич! Моя котомка!
– Не знаю… Право же, я и не могу этого знать!
– Сюда ты меня привез с котомкой?
– Минуточку… Точно не помню. Вы были в плохом состоянии!.. Да, кажется, с вами что-то было. Возможно, и котомка.
– Так где она?!
– Погодите. Надо подумать…. – Иван Ильич не очень-то боялся оружия, скорее, оно просто доставляло ему неудобство. – Я сделал компресс, потом собирал саквояж…
– Не компресс – наркоз сделал!
– Помилуйте – компресс! Самый обыкновенный, спиртовый. Вы еще попросили употребить его внутрь! И хорошо, что я сразу понял, что у вас бред… Вы и так упали в обморок… Да-да, припоминаю! На коленях оказалась котомка! Все верно! С ней вас и доставили. Значит, ваши вещи в кастелянной!
– Где?!..
– В кастелянной. Там хранятся вещи больных!
– Веди, показывай! – Герман поднял его, как мешок, толкнул к выходу.
Доктор на ходу обернулся и снова засиял от радости.
– Нет, скажите! Как вы сами вышли из анабиоза? Невероятно!..
– Сейчас самого отправлю в анабиоз! Если не найдешь НАЗ!
– У вас превосходный организм! Редчайший случай. В моей практике второй…
– Хватит болтать! Веди!
Иван Ильич рассеянно покружился, вспомнил, что от него требуется, и негромко позвал:
– Анна Лукинична? Больной интересуется своими вещичками… Не могли бы вы показать?
Не то что в коридоре, но и за окнами, во дворе, никого не было – к стене он обращался, что ли…
– Сами посмотрим! – Шабанов пихнул его в спину. – Какая дверь?
– Это невозможно! Без сестры-хозяйки мы ничего не найдем. Она очень строгая женщина…
В тот момент Герман увидел, как через двор степенно и чинно вышагивает пожилая женщина с манерами старой барыни. Через минуту она вошла в коридор, на ходу протягивая руки для поцелуя, заговорила снисходительно и царственно:
– Звали меня, Иван Ильич?.. Я прогуливалась сейчас в парке и смотрела на птиц. К нам прилетели перелетные птицы! На озере сели черные лебеди! Ах, какие они прекрасные, Иван Ильич! Зря вы сидите в больнице, когда на улице такая чудесная пора. Скоро же снова придет осень…
– Этот молодой человек, Анна Лукинична, уверяет, что поступил к нам с котомкой, – целуя руки сестре-хозяйке, ласково проговорил доктор. – Вы не припомните, так ли это?
– Котомка?.. Ах, да, я принимала заплечный мешок! – словно оперная певица, запела она. – От него так дурно пахло!