Кольцо Уракары
Шрифт:
Наконец он насытил свою потребность в расправе и распрямился. Прислушался на всякий случай, на борту стояла полная тишина, я даже затаил дыхание, чтобы не вспугнуть его раньше времени. В этом безмолвии я попытался было услышать хоть слово, хоть полслова, сказанные тем, к кому я обращался в медитациях в сложных обстоятельствах, а услышав — попросить прощения за то, что я уже сделал — и еще буду делать, чтобы выполнить задание. Но меня никто не услышал — или, во всяком случае, не откликнулся.
Однако время теперь стало уже моим. Я почувствовал вернувшуюся мощь, когда стал расширять свое поле и коснулся противника, хотя нас разделяло не менее пяти метров.
Когда весь он оказался окутанным моим полем, я бесшумно обошел надстройку. Акрида я теперь видел, даже не глядя: третий глаз прояснился. Поэтому я безошибочно приблизился к врагу со спины. Он стоял, опустив голову, думая скорее всего о том, что скажет тем, кому служил. Я остановился в шаге от него. И очень деликатно кашлянул.
Он обернулся не мгновенно, рывком, как можно было ожидать, но медленно, словно опасаясь головокружения. Похоже, это оказалось неожиданным для него самого: он-то наверняка хотел крутнуться и мгновенно выпустить очередной импульс. Но не смог: сказывалось мое воздействие, и где-то на уровне подсознания в нем уже трепыхалось ощущение проигрыша.
Повернувшись, Акрид смог наконец увидеть меня. Я пережил еще одну неожиданность.
Потому что я выглядел уже совершенно не так, как несколько секунд тому назад. И сразу же усилил мое высокочастотное поле, забивая тот канал связи, что существовал между Акридом и его хозяевами на берегу, переключая его на себя и таким образом становясь — пусть хотя бы на время — его повелителем. Настала моя очередь говорить, а его — внимать и повиноваться.
— Теперь послушай меня, дружок, — сказал я, намеренно именуя его так же, как он меня — словом, которое я всегда считал собачьей кличкой. — Ты рассчитывал меня отправить той же дорогой, что и остальных. Ты, как я понял, рыболов: сидишь с удочкой, наживил крючок и ждешь — не клюнет ли простачок, желающий купить секретик по дешевке, а может быть, и продать какую-нибудь мелочь задорого. Ты его привечаешь, обрабатываешь, подавляешь, грабишь — и концы в воду. Но на этот раз ты просчитался. Потому что таких слабаков, как ты, я уже в детстве вязал даже без помощи рук…
Я говорил — и одновременно давил на него по программе вуду. По моему второму замыслу (возникшему уже во время ужина), я должен был не сдавать Акрида Рынку (Верига с его людьми вряд ли позволили бы мне осуществить такой демарш), но, вынув из него всю информацию по уракаре, какая у него была, просто ликвидировать его, отправив по той же тропе, по которой он отправлял других. Но сейчас возник новый вариант, и по нему лучше оставить Акрида в живых: отчитываясь перед Веригой и прочими, он, безусловно, расскажет им все о моих намерениях — так, как изложу их ему я. И они кинутся искать меня там, куда я, как известно Вериге, собирался: на подступах к Рынку. На самом деле я уже понял, что сейчас мне вновь показываться на Топсимаре нельзя; ни статуса, ни залога я тут не получил, а дальнейшее пребывание на Аморе из-за Вериги и его оравы становилось слишком опасно. Нужно испариться отсюда. Конечно, это приведет к немалой потере времени. Но иного пути я не видел: лучше опоздать, чем вообще не добраться. Да и входить в Рынок придется уже другим способом…Что же касается судьбы Акрида, то если что-то с ним пойдет наперекосяк — устранить его всегда успеется, потому что теперь в него была заложена и суицидная программа — по моей, разумеется, команде.
— Вообще-то ты приговорен, — откровенно сказал я ему. — Это ты покойник, а не я, как тебе почудилось. Но исполнение я решил отложить. Если сейчас выложишь мне все, что меня интересует и о чем я буду спрашивать, то учту твое поведение в дальнейшем (я сказал это, отлично зная, что теперь его поведение будет зависеть только от меня). Свои фокусы больше показывать не будешь. Но навыки сохранишь — они, может быть, еще и пригодятся. Будешь теперь шестерить на меня просто так, за спасибо. Не бойся, с голоду не помрешь: я человек порядочный, и из награбленного оставлю тебе вполне достаточно для нормальной жизни. А вот секреты — все, что у тебя запасено и еще не реализовано — передашь мне сейчас же, после чего о них забудешь на веки вечные. Уясняешь?
Он уяснял — помимо, надо полагать, его желания. Но его как личности уже, собственно, не существовало; одна лишь видимость осталась. И каждое слово, сказанное мною, становилось частью его жизненной программы — если только то, что в нем имелось, можно было назвать таким словом. На мой же вопрос он лишь безмолвно кивнул.
— А сейчас вернемся в салон, там посидишь, отдохнешь, — позволил я ему. — Не знаю, как ты, а я люблю после работы закусить — тем более ты тут по этой части постарался…
Он меня не поддержал, но это меня совершенно не огорчило. Мы вернулись в помещение, я поднял свой стул, поставил на место, уселся и воздал должное всему, что было тут заготовлено, включая вино — но лишь из той бутылки, содержимое которой было свободно от коррективов Акрида.
Когда я закончил подкрепляться и вытер губы, он сидел все в той же позе, всякая инициатива действительно покинула его, и я решил, что перед тем, как мы расстанемся, я, пожалуй, оставлю ему небольшую степень свободы — чтобы на посторонних он по-прежнему производил впечатление нормального человека.
— Займемся делом, — сказал я ему. — Выкладывай все, что есть у тебя в голове и в сейфе. И не медли: у меня не так много времени, чтобы редактировать твое собрание сочинений — если ты захочешь пофантазировать. Голая правда — вот, что мне нужно, снимать с нее одежки мне недосуг. Он покорно кивнул. Похоже, у него не возникло даже мысли о том, что мое приказание можно не выполнить. Я снова подключился к его мику, чтобы вести запись. Акрид заговорил — монотонно, но от этого не менее интересно.
— Какое отношение ты имеешь к семенам уракары?
— Мне было поручено перевезти их на Тернару и передать там некоторым людям для продолжения операции.
— Какой операции?
— Она называлась «Детский сад».
— Каков был ее смысл?
Он ответил — медленно, монотонно, словно читал по бумажке:
— Уракара хвойная, или скорее вырабатываемый ею субстрат «ураган», является, как мне сказали, новым и эффективным средством массового воздействия на психику людей. Воздействия в достаточно узком направлении зато в планетарном масштабе.