Кольцо Уракары
Шрифт:
— С неограниченными? — выразил я сомнение.
— Ну пусть с почти неограниченными. Но в наших условиях мы вынуждены…
— Мы льстим себя надеждой, — речь кудрявого становилась похожей на его шевелюру, — что сможем найти компромисс с вами не только по финансовой стороне проблемы, но и…
— В самом ли деле вам нужна именно эта должность? — поставил вопрос ребром лысый.
— Понимаете ли, остальные претенденты хорошо известны и находятся в тесных дружеских отношениях со многими депутатами. Нет, мы ни на минуту не сомневаемся в ваших достоинствах и известности, может быть, даже славе…
— Несомненно, славе…
— Но в нашем мире о вас информированы неполно. Вот если бы вас удовлетворила, к примеру, должность министра процветания и перспективы в нашем правительстве…
— Поверьте — прекрасный старт для стремительной политической карьеры. Вот уже четыре министра процветания в нашей истории сделались…
— Стоп, стоп, — прервал их я, чувствуя, как от этой болтовни у меня начинает гудеть голова. — При чем тут министр чего бы там ни было? На какой пост, по-вашему, я претендую?
Лысый пожал плечами, второй, в локонах, слегка развел ладони, выражая удивление.
— На трон вице-короля Симоны, разумеется, — пробормотал лысый. — На какой же еще?
— Вице-короля? Какой же территорией я стал бы управлять?
— Вы не совсем в курсе, я полагаю, — проговорил кудрявый тоном, ясно показывавшим, что к чудачествам богачей принято относиться снисходительно, как к детским шалостям. — Симона — королевство, разумеется, но король у нас не наследственный, а выборный — и вице-король точно так же.
Я почувствовал, что начинаю злиться.
— Вам что — даже не сказали, что я хочу купить?
— Видите ли, — после краткой паузы, которой хватило им, чтобы переглянуться, сказал лысый: — Собственно, для переговоров с вами были назначены другие люди, но в последний момент…
— Словом, получилось так, что мы не успели как следует…
— Но если вы скажете, о чем, собственно, мы должны договориться…
«О господи! — подумал я. Неужели во всех мирах парламенты одинаковы?»
— Пожалуйста, — сказал я, пытаясь сдержать раздражение, — с удовольствием просвещу вас. Я не хочу быть вице-королем. Меня интересует всего лишь пост посла вашего мира на Серпе. И ничто другое.
Я ожидал, что мои собеседники вздохнут с удовольствием. Однако результат был противоположным: они озадаченно уставились на меня.
— Посла… на Серпе? — пробормотал лысый.
— Но это… это невозможно! — жалобно проныл кудрявич.
— Что-о? — грозно вопросил я.
— Ну не то, чтобы совсем невозможно, — неуверенно сказал лысый, — но тут нужно время, чтобы найти верный путь…
— Послов парламент не назначает и не утверждает, — собравшись с духом, объяснил кудрявый. — Это прерогатива королевского правительства. Так что для того, чтобы договориться с людьми в правительстве, понадобится не день и не два. Но главное — они заломят такие деньги, что для нас просто не имеет смысла вступать в такие отношения с ними. Да и вам это обойдется дороже: триста — нам, и еще столько же — для них. Понимаете ли…
— Я все понял, — сказал я сухо. И в самом деле: чего тут было не понять?
Я встал. Вежливо поклонился:
— Произошло недоразумение, господа. Мне не нужно было встречаться с вами. Приятного аппетита! И я направился к выходу.
— Постойте, как же?..
— А счет? — возопил второй.
— Нет товара — нет денег, — ответил я наставительно.
— Мы согласны дать вам любое место в правительстве! Оттуда вы сможете…
— Как-нибудь в другой раз, — пообещал я, аккуратно затворяя за собой белую с золотом дверь.
Папе извиняться передо мною не хотелось, и он лишь пробормотал несколько слов, из которых следовало, что в парламенте обстановка меняется ежедневно, выгодные дела там рвут друг у друга, так что порой бывает совершенно непонятно, к кому следует обращаться, а от кого нужно держаться подальше. В ответ я лишь спросил:
— Что, у вас там нет своих людей, что ли?
— Есть-то есть, — ответил он, и в голосе его прозвучала досада. — Но там они в два счета развращаются, так что мы им перестаем доверять…
Я выразил ему сочувствие по этому поводу. После чего он пообещал, несколько приободрившись:
— Ничего, в правительстве устойчивости больше, так что с королевской партией договориться будет проще. Правда, — он вздохнул, — дороже. Но тут уж ничего не поделаешь…
— Ну, — необдуманно проговорил я, — все равно, это будет куда меньше, чем полагает президент…
И тут же спохватился: не следовало этого говорить, вот уж не следовало! Не дал себе труда подумать… Но было поздно: слова прозвучали и никак не прошли мимо слуха папы. Внешне ничего не изменилось, но у меня возникло четкое ощущение: он внутренне напрягся, насторожился, словно готовясь к схватке.
— Когда можно будет встретиться с людьми из той партии? — спросил я, стараясь показать, что ничего не понял и не заметил.
Но это не помогло: папа оставался в напряжении. Однако тоже старался никак не проявить этого.
— К сожалению, только завтра, — ответил он. — Они избегают заниматься делами во внеслужебное время. Старая традиция…
Может быть, так оно и было в действительности, и вынужденная проволочка папу огорчила: моему присутствию здесь он почему-то не радовался более. Но могло существовать и другое объяснение, к сожалению, весьма правдоподобное: он наверняка понял, что мне стала известна разница между реальными ценами на должности на Симоне-и теми, что он сообщал в центр "Т", перед которым отчитывался в расходах, иными словами — который таким путем обворовывал. В организации "Т" признается воровство только за ее пределами, и за нарушение этого правила карают жестоко. Меня же папа теперь счел, похоже, доверенным лицом самого президента, присланным для выяснения истинной ситуации на рынке постов. Я невольно подумал, что следует быть настороже. Но когда это я не был начеку?
Прощаясь с папой, я спросил, как он посоветует скоротать вечер, оказавшийся в моем распоряжении. Он нехотя усмехнулся:
— Ну, для одинокого мужчины — не вижу проблем. Правда, посоветовать ничего не могу: у меня уже и возраст не тот, и вообще я человек семейный и ничего такого себе давно уже не позволяю. Но вы спросите у вашего спутника: он наверняка в курсе.
Однако проводить вечер в компании бывшего унтера мне вовсе не улыбалось. Конечно, можно было снова овладеть и его памятью, и намерениями, чтобы он накрепко забыл обо всем, что, быть может, увидит и услышит. Будь мы на ничьей земле, я так и сделал бы. Но сейчас мы находились на его территории, где он выступал не в одиночку, а среди людей папы наверняка имелись и сенсы, которым под силу оказалось бы восстановить его стертые воспоминания, я вовсе не хотел преувеличивать своих возможностей. С другой же стороны, на предстоящий вечер у меня были намечены некоторые действия, которые мне хотелось осуществить без свидетелей. И по дороге домой (если только можно было назвать домом отведенные мне покои в пригороде), отдыхая на заднем сиденье скользуна, я составил план действий на весь остаток дня — и на часть ночи тоже, если мне понадобится дополнительное время.