Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
Ровно в двенадцать у крепостных ворот сменилась стража. На дежурство вышел солдат Генрих Хаммер вместе с тремя товарищами. День был погожий. На солнце, распушив перышки, сидели воробьи. Солдаты, сбившись у крепостной стены в плотную кучу, рассказывали друг другу занятные истории.
— Смотри-ка, наш повар идет к воротам, — сказал один из стражников, присматриваясь. — Точно, повар. Надо спросить у него, чем будут кормить сегодня за ужином. Наверное, как и вчера, нас будут пичкать прошлогодней солониной.
— И с ним еще двое. Похоже, что рыцарь с оруженосцем. Надо опустить мост, ребята.
Трое заскрипели по крутым ступеням лестницы. Наверху был расположен ворот, с помощью которого поднимался и опускался мост. А Хаммер, оправив одежду, пошел к воротам.
— Здравствуй, Генрих, — добродушно сказал главный повар. — Ну-ка, выпусти наших гостей.
Солдат Хаммер крикнул наверх товарищам, чтобы опускали мост, и в этот момент взгляд его упал на миловидного оруженосца.
«Что за черт! — подумал он. — А ведь это Людмила. — И еще раз внимательно посмотрел. — Да, вот и маленькая родинка на подбородке. — Хаммер опустил голову; после предательства он чувствовал себя словно облитым помоями. — Мне стыдиться нечего, ее отец мерзкий вероотступник, — пробовал успокоиться солдат. — …Нет, это не она… Нет, она!»
Хаммер решил проверить.
— Людмила! — сказал он, когда незнакомцы подошли к нему.
Девушка взглянула на солдата и побелела.
— Вот теперь я вижу, что ты действительно Людмила, — сказал Генрих Хаммер, — клянусь четками! Но что ты делаешь в замке, хотел бы я знать!
— Какая Людмила?.. — подошел к нему Мествин. — Это оруженосец знатного иноземного рыцаря. — Он показал на Андрейшу. — Открой калитку. За ужином, Генрих, ты получишь двойную порцию пива.
Переодевание в мужскую одежду было выдумкой Ганса Фрекингаузена. Он боялся, что Людмилу, дочь казненного вероотступника, могут узнать.
— Нет, — заупрямился солдат, — я не открою ворота, пока Людмила не скажет, что она Людмила!
— Что здесь такое? — подошел привлеченный спором начальник стражи. — В чем дело, Хаммер?
— Это не оруженосец, — насупившись, сказал солдат. — Это язычница. Клянусь четками, она дочь вероотступника — литовца Бутрима!
— Язычница? Как ты попала в замок? — крикнул начальник стражи и грубо схватил Людмилу за руку.
Андрейша оттолкнул его и заслонил собою девушку.
— Ах так! — Начальник стражи дунул в глиняную свистелку, висевшую на груди.
Несколько солдат выбежали из маленькой двери в крепостной стене. Дело принимало крутой оборот. В этот напряженный миг из-за угла рыцарского дома вышел Ганс Фрекингаузен. Он сразу понял, что произошло, и со всех ног бросился к своему начальнику.
…Главный эконом после вчерашнего разговора возомнил себя преуспевающим дипломатом. Надо сказать, что ловкий приказчик наболтал много лишнего.
«Упрямые ганзейские купчишки, — думал Генрих фон Ален, — будут побеждены, и орден займет равноправное место в торговле с Новгородом… — Он вытащил заветную корзиночку с фигами и с сожалением покачал головой: в ней на самом дне оставалось всего несколько штук. — Ничего, — подумал эконом, раскусив ягоду, — стоит мне шепнуть два слова брату келарю, и он принесет сколько я захочу».
Потом Генрих фон Ален опять стал размышлять о Новгороде. Если ордену удастся перехватить часть торговли с богатым и могущественным Новгородом, то выиграет не только орден, но и он, Генрих фон Ален… У главного эконома скопились изрядные денежки, с которыми он и не думал расставаться. Он давно понял, что блаженство на том свете мало что стоит в сравнении с земными утехами. Пусть на небесах утешаются серые овечки без гроша в кармане. А земные утехи требуют серебра и золота.
Генрих фон Ален взял из корзиночки еще одну ягоду и хотел положить в рот, но ему помешали.
— Брат главный эконом! — сказал возникший на пороге приказчик Ганс Фрекингаузен. Он держался за сердце и тяжело дышал. — Солдаты задержали в воротах известного вам новгородца. В замке была его невеста, христианка. Она случайно захвачена в плен и невинно сидела в подземелье. Солдаты хотят арестовать новгородца и снова посадить в подземелье его невесту.
— Но ведь он выплатил за нее выкуп… Ты сделал все так, как я сказал? — Главный эконом покраснел от ярости.
— Да, но…
— Говори толком, в чем дело! — закричал он на приказчика.
— Я не знал, что ее отец оказался язычником, — оправдывался он. — Его обвиняют в вероотступничестве и торговле янтарными амулетами.
Генрих фон Ален трезво оценил обстановку. Сначала он считал, что дело только в уплате выкупа, а раз деньги получены, то и разговор короткий. Но теперь все обрисовалось иначе. Однако он решил не сдаваться. «Черт возьми, — думал он, — девушка — христианка, да еще невеста русского купца, сидит у нас в подземелье! Если новгородские купцы принесут такую весть в свой город, то как мыльный пузырь лопнут все надежды».
Поразмыслив, главный эконом решил не выходить из игры и продолжать свою линию.
— Позови ко мне, — властно приказал Генрих фон Ален, — начальника стражи вместе с русским купцом и его невестой. А повар пусть идет на кухню.
Когда за приказчиком закрылась дверь, эконом снова запустил руку в корзину с фигами.
Ганс Фрекингаузен бросился к крепостным воротам. Он понимал, что время терять нельзя.
— Господин Везенмайлер, — подскочил он к начальнику стражи, все еще не решившему, как надо поступить, — Генрих фон Ален, главный эконом, приказал вам вместе с русским купцом и его невестой тотчас прийти к нему. А повару он приказал идти на кухню. Главный эконом рассержен, господин Везенмайлер. И зачем это вам вздумалось задерживать русского купца и его невесту!
Генрих Хаммер расслышал слова приказчика.
«Вот как, — подумал он, — русский купец и его невеста! Людмила — невеста русского купца! Значит, этот молодчик был тогда у нее на примете. — Острая ревность, толкнувшая Генриха Хаммера на предательство, вновь пробудилась с прежней силой. — Так нет же, Людмила, я не дам тебе выйти замуж, — думал он. — Ты узнаешь, как отказывать честному немцу. О-о, я заставлю тебя смириться, клянусь четками! Ты будешь моей, или, или… Главный эконом прикажет пропустить Людмилу, я знаю, — вертелось в голове стражника. — Сказал же приказчик, что он рассержен. Надо помешать, во что бы то ни стало помешать! Матерь божья, помоги мне!»