Кольцо великого магистра
Шрифт:
Францисканцы потупили взгляды.
— Поляки не отдадут никому своей земли, ваша эксцеленца, — осторожно, но твердо сказал Андреус Василе.
Францисканцам показались странными рассуждения итальянца. Может быть, и сам посол показался бы им подозрителен, если бы они предварительно не прочитали папский вердикт. А там ясно было сказано: «Можете верить нашему почтенному легату Иоанну, епископу, как нам самим».
Тем временем прислужник, вынул из походного сундука алтарь и распятие из светлого
Братья францисканцы чувствовали себя в присутствии князя церкви не совсем в своей тарелке. Они вскакивали с места при каждом его вопросе, кланялись, целовали ему руку. От руки епископа пахло сладко и приятно.
А посол был в превосходном настроении. Он с интересом разглядывал висевшее на стенах оружие, щиты, знамена и хоругви, отобранные литовцами у врагов в разное время. Он заметил на стенах хоругви крестоносцев, знамена князя Мазовецкого и польские знамена. Посол указывал пальцем то на щит, то на знамя и спрашивал, кому они принадлежали.
Неожиданно папский посланник замолчал и задумался.
Он вспомнил о тайных целях римской церкви, тщательно скрываемых от непосвященных. Римская церковь боялась славян и считала их опасными врагами. Русские стояли непоколебимым заслоном, не давая распространиться на восток латинской вере. Святейшие папы поучали земных владык навсегда покончить с русскими, расчлененными и ослабленными татарским нашествием. Пусть польские католики тешат себя, считая, что стараются на благо отчизны. Славяне против славян! Пусть они душат и убивают друг друга, пусть помогают другим народам уничтожать славянское семя.
Посол был твердо уверен, что соединить Польшу и Литву под одним королем — благословенное богом дело. Это ослабит Русь, думал он, и ослабит Польшу, поставит ее еще в большую зависимость от римского двора. Но подвести к польскому трону языческого князя Ягайлу — не простое дело. Папский посол понимал, что только большие выгоды могут заставить польских панов и шляхту согласиться на брак Ядвиги и Ягайла. С другой стороны, разве уговоришь великого литовского князя просить руки польской королевы без пользы для себя?..
Монахи терпеливо ждали, когда епископ снова заговорит, не смея напомнить о своем присутствии.
— Орденские рыцари глупой жестокостью отпугнули литовцев от святого учения Христа, — неожиданно заговорил посол. — Кто же захочет принимать новую веру из окровавленных рук убийц! Дошло до того, что литовские матери пугают детей святым распятием. Вот и прикиньте: не сегодня завтра литовцы могут принять православие. Спелый плод язычества выпадет у нас из рук. Да, да, пока вы ссоритесь с немецким орденом, святая церковь потеряет множество человеческих душ.
— Горе, горе нам, если так будет! — опять в один голос сказали монахи.
— Его святейшество папа всегда заботился о Польше, своей любимой дочери, — раздумчиво продолжал посол. — Его святейшество хотел бы видеть литовское великое княжество под управлением польского короля.
Францисканцы оживились. Такая мысль не приходила им в голову, но была приятна.
— Но как это сделать? Язычников в литовском княжестве только десятая часть, остальные — русские, ваша эксцеленца, — удивился отец Бенедикт. — Много литовских бояр давно живет в русской вере.
— В Польше есть пословица, — поддержал Андреус Василе, — «Славна Польша латизною, а Литва русизною».
— Если великий литовский князь Ягайла станет католиком, — сказал посол, — и королем Польши, он сумеет…
— Русские не послушают Ягайлу, ваша эксцеленца, — взглянув на своих братьев, сказал настоятель.
— Заставим, — произнес, нахмурив брови, Иоанн, — а не послушают — во имя святой матери церкви, во имя Христа нашего Спасителя мы благословим меч и огонь, уничтожим упрямых.
Францисканские монахи удивились твердости, появившейся в голосе посла.
— И тогда литовские и русские земли станут польскими? — спросил Андреус Василе.
— Так хочет апостольская церковь.
Монахи наклонили головы.
— Его святейшество папа поручил все решить мне. А мое мнение — меньше крови и больше мудрости, обещать и не исполнять, взять и не отдать, заключить любой договор и нарушить его, когда настанет время и будет выгодно… Нет бесчестных поступков, когда дело идет о славе святой церкви. Ложь — великое оружие мудрых.
Монахи, не подымая глаз, молчали.
Епископ прошелся по мягкому пушистому ковру, устилавшему каменные плиты комнаты. Длинная пеньковая веревка смешно болталась у него между короткими ногами. Он подошел к камину, пошевелил бронзовой кочергой прогоревшие дрова, бросил в огонь несколько поленьев. Усевшись снова на свое место, епископ с удовольствием прислушивался к потрескиванию и шипению из камина.
— Готова ли Литва к столь серьезным переменам жизни, братья мои? — спросил он, взглянув на отца Бенедикта.
— Да будет известно, ваша эксцеленца, — поклонившись, сказал монах, — время наступило, Ягайла умертвил своего дядю, князя Кейстута, почитаемого литовским народом и жрецами. Великий князь не умен, не тверд духом, зато любит слушать приближенных и выполнять их советы.
— Идеальная фигура для короля Польши, — усмехнулся папский посол и снова умолк, собираясь с мыслями.
— Старый князь Кейстут, ваша эксцеленца, — почтительно нарушил молчание отец Бенедикт, — как бешеный бык, бросался на святой крест, и его жена Бирута ненавидела католиков… Бог убрал эту нечистую пару с нашей дороги.