Шрифт:
* * *
Был чудесный, бархатный вечер. Один из тех вечеров, когда в Москве вовсю уже цветёт сирень, зеленеют нежной ещё листвой тополя, а солнце не жжёт, но согревает москвичей своим весёлым, ласковым светом.
Таким-то вечером Максим Пёсиков, красивый молодой человек лет двадцати пяти, вошёл на станции «Каланчёвская» в электропоезд «Москва-Тула» и занял место у грязного, со следами копоти и чьих-то жирных пальцев, окна.
Стряхнув с сиденья какие-то
Вскоре, однако, поезд дёрнулся, точно встрепенувшись от долгого сна, потянулся, протяжно зевнул и нехотя пополз к югу.
Повинуясь закону инерции, пассажиры сначала дружно вздрогнули, подались все вместе вперёд, затем откинулись на деревянные спинки, снова вздрогнули и, приняв, наконец, удобные позы, занялись каждый своим делом. Кое-кто достал газету и, громко прошуршав, отгородился ею от остальной публики. Другой, вытянув ноги и опустив голову на плечо соседа, незамедлительно отправился в царство Морфея. Третий занялся поеданием кулебяки, предусмотрительно купленной на вокзале. Бесцеремонная кулебяка тотчас оповестила окружающих о своём пребывании в вагоне, прибегнув к помощи мясного духа, произведшего на пассажиров весьма тягостное впечатление.
Тут же захлопали двери, заговорили на все голоса, запели люди. Море запахов, звуков и образов нахлынуло на вагон. И вагон утонул в нём…
Максиму, в распоряжении которого было три часа, три долгих, томительных часа, предстояло упорядочить свои мысли, которые точно весенние ручьи, растекались по нескольким направлениям.
Во-первых, Максим намеревался обдумать своё новое положение. Дело в том, что совсем недавно Максим был исключён с последнего курса одного из столичных вузов. За неуспеваемость. Родные Максима всполошились. Да и было от чего. Изгнанному с позором из alma mater грозила служба в армии. А что может быть ужасней сегодня для молодого человека, чем кирзовые сапоги, овсяная каша и строевая подготовка?!
На семейном совете, где кроме родителей Максима, держали слово двое дядей и тётка по матери да ещё одна тётка по отцу, решено было отправить Максима в Тулу на попечение к одному из дядей, преподававшему в тамошнем политехническом институте. Куда, кстати, Максиму, также по решению семейного совета, предстояло сдать какие-то экзамены и быть зачислену на пятый курс, как переведшемуся из Московского вуза в Тульский.
Во-вторых, не далее, как полчаса тому назад, к Максиму, в ожидании поезда курившему на перроне, подошёл смуглый и чумазый, как чёрт, мальчишка и, таинственно вращая желтоватыми белками, проговорил дробной скороговоркой:
– Братан, золото не нужно?
Хоть в золоте Максим и не испытывал ровным счётом никакой нужды, но, повинуясь любопытству, этому странному и погибельному для рода человеческого чувству, он, подумав немного, сказал:
– А ну, покажи…
– Пойдём, – прошептал, боязливо озираясь, чумазый, приглашая Максима отойти в сторону.
Не роняя достоинства, Максим докурил сигарету, смачно сплюнул себе под ноги, забросил изящным жестом окурок в урну и только затем последовал за юным продавцом презренного металла.
– Ну, чего тут у тебя? – спросил он у чумазого, когда они отошли к ограждению у безопасного края платформы. – Показывай…
Сейчас после этих слов чумазый, всё ещё воровато озиравшийся, вытащил откуда-то из недр куртки и протянул на ладони дутое обручальное кольцо да пару безобразных, напоминавших скорее ёлочные, чем ювелирные украшения, серёжек.
– Вот… Кольцо за двести пятьдесят отдам, серёжки – за пятьсот… – дробно и торопливо проговорил он.
Серёжки, не женские даже, а какие-то бабские, Максима ни на минуту не заинтересовали. А вот кольцо ему понравилось. Широкое, пузатое, блестящее – и продать можно, и самому на пальце носить. Это он ещё подумает.
Кольцо пришлось ему впору. «Ведь врёт, поди, что золото», – мелькнуло у Максима. Но чумазый, точно читая его мысли, затараторил:
– Золото, золото!.. Не бойсь… Снеси к ювелиру, тебе любой скажет, что золото… И проба есть… Я тебя научу, как различать поддельную пробу от настоящей… А ну-ка!..
И чумазый, ухватив одной рукой Максима за запястье, другой ловко стянул с его пальца кольцо.
– Видишь, – он придвинулся плотнее к Максиму. – Видишь… Вот здесь внутри проба…
Максим наклонился, так, что почувствовал запах дыма от смоляных волос чумазого, и, вглядевшись, действительно различил на внутренней поверхности кольца небольшой прямоугольный отпечаток с цифрами «583» и пятиконечной звездой.
– Вот… – и чумазый ткнул грязным ногтем в отпечаток, – звезду видишь? Видишь звезду?
– Ну? – нетерпеливо переспросил Максим. – Дальше что?
Чумазый огляделся и таинственно зашептал:
– Если есть на пробе звезда – настоящее золото. Это точно. Звёзды ставят только на настоящих пробах… Только настоящие пробы со звездой… Понял?.. Если проба фальшивая – она без звезды…
И он снова закрутил головой, давая понять, что слова его не предназначены для чужих ушей.
– Только ты это… Не говори никому, – зашептал он, заглядывая в глаза Максиму. – Это ж… тайна… Это никто знать не должен… Про звезду… А то… Если узнает братва, меня того… – и он провёл ребром ладони себе по шее.
Конец ознакомительного фрагмента.