Колдовская душа
Шрифт:
Одноглазый с выражением полнейшего бессилия воздел руки к небу, а потом, поморщившись, ткнул пальцем в сторону Фильбера:
– Этот дурень никуда не хотел ехать! Что же мне, надо было оглушить его и связать? Фильбер – парень крепкий, сами видите.
Жасент, которой все это надоело, наконец приподняла одеяло. Дипломированная медсестра была потрясена, увидев жалкую серую повязку, всю в странных отметинах, в самом центре которой виднелось пятно с четкими краями, отвратительного пурпурно-желтого оттенка.
«Рана сочится… Раскаленное
Раненый не сводил с нее недоброго взгляда. Жасент посмотрела на него в ответ, про себя снова посетовав на то, с каким упрямством некоторые отрицают достижения медицины и боятся попасть в больницу.
– Мсье Жозюэ, мне понадобится горячая вода. Я обмою пациенту рану, а потом наложу на нее свежую повязку.
Фильбер испустил отчаянный вопль.
– Нет! Не прикасайтесь ко мне! Не надо меня лечить, лучше уж поедем. Я согласен, чтобы меня увезли отсюда, но только к моей сестре, никуда больше. Ты меня слышал, Жозюэ? Собирайся!
– Никуда вы не поедете, пока я не сменю тряпку, которой перевязана ваша рана, – сурово отрезала Жасент. – Отвезти вас к сестре? Но где она живет? Наверняка в самой чаще леса?
– Она живет в вашем треклятом поселке, в Сен-Приме, – надменным тоном отозвался Фильбер. – Ее зовут Матильда… Я хочу, чтобы меня отвезли к Матильде, только к ней.
Сидони Клутье еще раз посмотрела на себя в зеркало, висящее над мойкой в кухне ее деда. Фердинанд Лавиолетт, молча наблюдавший за девушкой, дал волю своему дурному настроению:
– Мне это не по нраву, внучка. На кого ты теперь похожа? А ведь какие у тебя были чудесные волосы…
– Дедушка, такая теперь мода! Половина женщин в стране носят такие же стрижки. Иначе как бы я смогла носить шляпку-клош? И вообще, я считаю, что мне очень идет. Я спросила у Журдена, что он думает по этому поводу – позавчера, когда звонила ему с почты, и он со мной согласился.
– Твой жених готов по струнке ходить, лишь бы ты была довольна! Он тебе перечить не станет, – проворчал старик. – В мое время женщины носили длинные волосы – заплетали их в косы или укладывали в шиньон.
Упреки деда не произвели на Сидони ни малейшего впечатления. Ей новая стрижка очень нравилась. Темно-каштановые кудри обрамляли лицо с изысканно-тонкими чертами, прямым носиком и большими зелеными глазами. У Сидони был высокий лоб, брови вразлет и темно-розовые губы в форме сердечка.
– В Робервале у меня могут появиться новые клиентки, дедушка, и, глядя на меня, они не должны подумать, что я отстала от моды. Кто тогда поверит в мои таланты?
Девушка повернулась на каблуках, с сожалением отрывая взгляд от зеркала. На ней было прямое платье из серой шерсти, украшенное ниточкой бус
– Ты уже не носишь траура, – буркнул он. – Это неправильно. Прошло всего семь месяцев, как умерла наша Эмма…
– Я ношу полутраур. И вообще, в черном я или белом, это ничего не меняет. Я очень тоскую по младшей сестре, – вздохнула Сидони, приподнимая крышку кастрюли. – Суп теплый! Я налью тебе тарелку и пойду домой, на ферму.
Как и полагается практичной девушке, Сидони не собиралась отправляться в путь по заснеженной дороге в одежде горожанки. Она вернулась из Роберваля вскоре после полудня и около двух часов провела здесь, на улице Лаберж, помогая старику по хозяйству. Увлечение модой и пристрастие к изысканным нарядам не мешали Сидони заботливо ухаживать за человеком, которого она ласково называла дедушкой. По ее убеждению, Фердинанд Лавиолетт, семидесятилетний безутешный вдовец, был уже не в состоянии сам убирать в доме. И к тому же плохо питался.
– Раз уж ты еще не ушла, поедим вместе, – смягчившись, предложил старик.
– Не откажусь, я проголодалась, несмотря на то что мастерица по стрижкам угощала меня чаем и тортом. Видел бы ты ее парикмахерскую! Там все такое шикарное!.. Для моего деда-ворчуна у меня есть еще одна новость. Я оставила ее напоследок. Весной мастерица выставит мои шляпки у себя в витрине!
Пройдя курс в школе домоводства, в Робервале, Сидони сперва предложила свои услуги соседкам и другим жительницам Сен-Прима. А совсем недавно, благодаря жениху, офицеру полиции, проживавшему в Сент-Эдвидже, круг ее клиенток расширился. У Сидони была голубая мечта – открыть собственный магазин готового дамского платья.
Она как раз собиралась разливать суп по тарелкам, когда в дверь постучали. Громкому «тук-тук» вторил радостный лай.
– Это наверняка Жасент со своим верным Томми! – тут же решила девушка.
– Стала бы твоя сестра стучать в дверь, которая всегда открыта! – возразил Фердинанд. – Готов поспорить, это ее муж. Наверное, его что-то беспокоит.
Сидони выбежала в коридор, по пути крикнув гостю, чтобы он входил. Это действительно оказался ее зять Пьер. За ним по пятам бежал молодой пес черно-белого окраса, припорошенный снегом, как и хозяин.
– Пьер, добрый вечер! Что ты хотел?
– Найти свою жену, Сидо! – ответил Пьер Дебьен с особой улыбкой, придававшей ему неизъяснимое очарование.
Выражение его голубых глаз неизменно оставалось мечтательным, почти меланхоличным. И тем не менее он часто бывал весел и охотно подшучивал над окружающими – особенно с тех пор, как они с Жасент поженились.
– Жасент до сих пор не вернулась? Дедушка говорит, этот странный тип, Одноглазый, заехал за ней около половины второго, незадолго до моего прихода.