Колдовской квест
Шрифт:
– Ой, глядите, глядите!
А поглядеть и впрямь было на что – над самым огнем, отблескивая золотой грудкой и трепеща разноцветными радужными крыльями, вилась маленькая, меньше воробья, птичка.
– Чириклия-бахтали, чириклия-бахтали! – кричала Замбила, подпрыгивая, как маленькая девочка. – Счастливая птичка чириклия-бахтали к нашему костру прилетела! Счастье привалило!
– Тетушка Замбила, я на вас удивляюсь! – разглядывая мелькающую над костром пеструю птичку, шинкарь-официант недоуменно развел руками. – Я б еще понял, если б столько радости от хорошей жареной курочки…
– То не
– Подумаешь, великая премудрость! – фыркнул ей вслед старикан. – Я б на месте почтенной Замбилы не только на цыганское счастье во все глаза глядел, а еще б и во-он туда оборотился!
Ирка посмотрела, куда указывал поросший седыми волосками палец с черной каймой под ногтем. Над полотняной крышей одной из повозок – той самой, где сидели Надя-Аня-Вера и куда направилась троица «оцыганившихся» инклюзников, – тоже порхала птичка. Такая же крохотная, только совсем не яркая. Темная, почти растворяющаяся на фоне ночного неба. Цыганок на облучке не было. Ирке смутно помнилось, что вроде еще пару минут назад из повозки слышался смех – но сейчас в ней было тихо-тихо, изнутри не долетало ни звука, даже ветер не шевелил откинутый полог. Только кружила-кружила-кружила над повозкой темная птичка…
– Это чириклия-жумгалия. Птица несчастья. Редко залетают они вдвоем в один табор, однако залетели же… Как бы бедной тетке Замбиле не запутаться после – какая птичка к чему, да отчего в таборе что приключилось, – понизив голос, прошелестел Ирке на ухо старик. – Я это к чему, милая барышня… – старикан озадаченно поскреб в затылке, словно и сам недоумевал – а к чему это он. – А, это я к куням! – совсем невпопад заключил он, оставляя Ирке догадываться, какое отношение счастливая и несчастливая птицы имеют к лошадям. – Ведут графского любимца, вороного Леонардо, как есть вон той тропой ведут, – дед кивнул в темноту. – Ох и конь, доложу я вам! – старик прищелкнул языком. – Подкову потерял, только что ему подкова! И тропа ему ни к чему. Не в обиду пану графу будет сказано, умный он человек. Люди говорят, на коне его любимом заклятье «кфицас адерех» – «скачок дороги» по-вашему. Откуда хочешь прыгнет, куда хочешь достанет. Если, конечно, правильный седок на нем. Брешут, конечно, люди, хотя люди – вроде не собаки, зачем им брехать, а старый Хаим Янкель повторяет, барышне голову морочит. А гешефты стоят! – старикан поглядел на Ирку с таким искренним негодованием, будто она его насильно задерживала. – Проснется поутру господин граф, не понравится ему цыганская менка, а кто, вы думаете, будет виноват? Конечно, Хаим Янкель! – старикан выразительно помахал пальцем у Ирки под носом и заковылял к греющемуся у костра баро.
Ирка недоуменно глядела ему вслед. Ну и как это понимать? Ирка догадывалась, что сюда «пан шинкарь» приехал краденых графских коней покупать – так зачем рассказал Ирке про лучшего из них? Или все просто:
В одном дедок прав – задерживаться нельзя, вон как тетка Замбила на нее косится и баро что-то втолковывает, а тот кивает. Да и коня, которого всего один цыган ведет по дальней тропе, угнать – или как тут говорят? – свести проще, чем тех, что привязаны у самого костра. Ладно, ничего лучше все равно не придумывается, а действовать надо быстро.
Ирка отступила в тень повозки, подальше от настороженных взглядов Замбилы.
– Сейчас попытаюсь, – тихо прошептала она, проходя мимо вытянутой вдоль земли оглобли.
– Пожалуйста, поскорее, – жалобно помаргивая, попросила деревяшка. – А то у меня все тело задеревенело.
– Это заметно, – пробурчала Ирка, направляясь прямиком к Богдану.
– Куда вы? Не надо… – предостерегающе прошептали ей вслед.
Но Ирка только пожала плечами. Ведущий всерьез думал, что она оставит Богдана здесь?
– Пошли! – хватая мальчишку за руку, скомандовала Ирка.
Цыганенок невольно сделал шаг и только потом опомнился.
– Куда? – вырываясь, спросил он.
– Графского вороного хочу поглядеть, – сердито глядя Богдану в глаза (смотрит и не узнает, бестолочь!), сказала она.
– Приведут – смотри, – покладисто согласился Богдан и, опасливо покосившись на занятую разговором с баро Замбилу, прошептал: – Жеребца Гранчо ведет, внук Замбилы и баро! Гранчо справный ром, все умеет: коня на скаку подкует и обратно подковы снимет, из любого стойла уведет, с царской конюшни уведет, по дереву кнутом ударит – кору сдерет, листья оставит. Серьезный ром, – заключил Богдан с явно слышимой в голосе завистью. – Не любит, когда в его дела лезут.
– А ты, значит, и не лезешь, – обронила Ирка и, глядя в лицо Богдану презрительно прищуренными зелеными глазищами, припечатала совершенно уничтожающим тоном: – Боишься?
Богдан гневно вспыхнул. Ирке показалось, что сейчас он ее ударит.
– Я ничего не боюсь! – запальчиво крикнул он. Снова покосился в сторону костра и уже неохотно добавил: – Если так хочешь – пойдем, поглядим…
– Может, тебе лучше сперва у Замбилы разрешения спросить? – равнодушно предложила Ирка.
Богдан мгновенно набычился:
– Еще чего! Буду я, прирожденный сэрвитский ром, у женщины разрешения спрашивать! – И в подтверждение своей самостоятельности он круто развернулся и зашагал прочь от костра, в темноту, предоставив Ирке следовать за ним.
– Кока-кола ты сэрвитская, – пробормотала Ирка, иронически разглядывая упрямый кучерявый затылок (раньше у Богдана волосы не вились!). Сколько раз Ирка ему говорила – тебя «на слабо» покупают, а ты не покупайся! И пожалуйста – сказали «боишься», и он куда угодно лезть готов! Ладно, сейчас, конечно, не ко времени, но вот только он в память придет – Ирка с ним побеседует! Путаясь в длинной цыганской юбке, девчонка поспешила следом.