Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Шрифт:
Мы не стали раздумывать: украдкой вывели лошадей из конюшни, чтобы отправиться на зов. Мы не могли не взять с собой Каттею: без неё мы бы не знали, куда ехать.
Трое детей выехали из Эстфорда. Но мы были не совсем обычными детьми. Мы мчались по безлюдным тропам туда, где затаились злодеи из Карстена, захватившие заложницу. Поистине, есть боевое везение. Бывают командиры-счастливчики, которые хранят своих людей от гибели и всегда умудряются вовремя подоспеть с ними куда надо. Конечно, «везение» можно объяснить выучкой, сообразительностью, опытом. Но некоторых многоопытных командиров счастливая случайность почему-то не балует… В тот день нам повезло. Мы нашли место, где скрывались злодеи, и, уничтожив всех пятерых, спасли захваченную ими женщину — связанную, в кровоподтёках, но не утратившую, однако, гордого вида.
По серому платью мы поняли, кто она. Её испытующий взгляд нас сильно смутил и даже как-то разобщил на время. Затем я заметил, что волшебница смотрит не на меня, не на Кимока, а сосредоточила всё внимание на Каттее. И в этом её пристальном взгляде я почувствовал угрозу нам всем.
Откелл долго не мог простить нам этой самовольной вылазки, несмотря на её благополучный исход: лишь несколько дней на мне и на Кимоке были видны следы схватки с карстенскими злодеями. Но на душе у нас было легко: волшебница, проведя в Эстфорде ночь, навсегда ушла из нашей жизни.
Много позже мы узнали о последствиях её недолгого пребывания у нас. Совет Владычиц потребовал, чтобы наши родители прислали к ним Каттею. Те отказались, и волшебницы сделали вид, что смирились с отказом. Мудрейшие полагались на время.
А время и в самом деле служило им. Два года спустя Симон Трегарт ушёл на корабле салкаров в море, чтобы обследовать группу дальних островов, на которых, по слухам, Ализон возводил какие-то странные сооружения. Поговаривали, что там вновь объявились колдеры. С тех пор об отце ничего больше не было слышно.
Мы не знали отца близко, и потому его исчезновение мало что изменило в нашей жизни — пока в Эстфорд не прибыла в сопровождении своего эскорта наша мать, в этот раз надолго.
Она почти не общалась с нами. Её голова была занята чем-то другим. Она словно всматривалась во что-то — но видела не холмы и деревья, а нечто такое, чего мы не видели. Она часто запиралась на несколько часов в какой-нибудь комнате вместе с госпожой Лойз. После этих таинственных уединений госпожа Лойз являлась пред очи домочадцев бледная, как полотно, будто совсем лишённая жизненных сил. Мать же худела с каждым днем, и взгляд её становился всё более тусклым и отрешённым.
И вот однажды она собрала нас в одной из комнат башни. Там было сумрачно, несмотря на светлый день за окнами. Правда, все они были завешены, кроме одного — обращённого на север. На полу комнаты смутно выделялись какие-то линии. Ткнув пальцем в пол, мать стала водить рукой вдоль этих линий, и они вдруг вспыхнули мерцающим светом, образовав рисунок, напоминающий звезду. Не произнеся ни слова, мать жестом велела нам встать по краям узора и начала бросать в небольшую чашу какие-то высушенные травы. Из чаши заструился дым, обволакивая каждого из нас. Спустя мгновение мы все трое словно слились воедино, как это бывало с нами в тех случаях, когда нам что-то грозило.
Затем — я не знаю, как передать это словами — я, точно стрела, выпущенная из лука, был выброшен неведомой силой в безграничное пространство, потеряв при этом ощущение времени и ощущение самого себя. В том полёте было и направление, и цель, мне оставалось только отдаться ему. Так летит камень по воле человека, метнувшего его.
Столь же внезапно всё вернулось на своё место: мы снова стояли в той же комнате и смотрели на мать. Только теперь она не казалась нам чужой — мы испытывали к ней настоящую сыновнюю близость. Она протягивала к нам руки, и по её осунувшемуся лицу текли слёзы.
— Мы дали вам жизнь, — произнесла она, — и вы в ответ принесли нам свой щедрый дар, дети мои.
Она взяла со стола коробочку и высыпала её содержимое в жаровню, на догорающие угли. Вспыхнуло пламя, и в нём возникли какие-то мечущиеся тени, природа которых была мне непонятна. Вскоре они пропали, и я почувствовал, что больше не являюсь частью нашего триединства, но опять стал самим собой. Мать снова заговорила, глядя на нас.
— Так уж суждено, дети мои. У меня свой путь, у вас — свой. Никто из нас не виноват, что они расходятся. Это судьба так нещадно разделяет нас. Отныне я посвящаю себя поискам вашего отца, ибо он жив. У вас же другое предназначение. Обращайтесь к тому, что заложено в вас, и да будет это вам и мечом, и щитом. Знайте, это всего лишь слова, будто у всех пути разные. Со временем вы поймёте, что у нас один путь.
Глава 2
Так мать совсем ушла из нашей жизни. Жарким летним утром она вместе со своей охраной покинула Эстфорд. С площадки башни мы смотрели, как отряд выезжал из ворот замка. Дважды мать оглянулась, посмотрев наверх, и, обернувшись во второй раз, подняла руку в воинском приветствии, а мы с Кимоком отсалютовали ей сверкнувшими на солнце мечами. Но стоявшая между нами Каттея поёжилась, как от порыва холодного ветра.
— Я видела его, — сказала она. — Когда мать была вчера с нами, я видела его. Он совсем один. Там скалы, голые скалы и грозное море… — Она содрогнулась всем своим маленьким телом.
— Где это? — спросил Кимок.
Сестра покачала головой.
— Я не могу сказать где. То место очень далеко и нас разделяют не просто море или суша…
— Это не остановит мать, — заметил я, вкладывая меч в ножны. Я испытывал горечь утраты. Но от чего? Мать и отец жили в другом, своём мире, который они создали сами. Они считали его совершенным и никому не позволяли проникать в него. И я знал также, что если бы мы предложили ей свою помощь, она бы не позволила нам отправиться с ней.
— Зато мы остаёмся вместе. — Кимок, как это случалось не раз, прочёл мои мысли.
— Надолго ли? — бросила Каттея, даже не повернувшись к нему.
Кимок порывисто схватил её за плечо.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он. Мне же показалось, что я понял её.
— Сестра, — сказал я, — владычицы не посмеют забрать тебя, родители запретили им это.
Тут до Кимока дошло, о чём речь.
— Родители больше не могут постоять за неё! — возразил он мне.